Случайная ночь, или Беременна от Санты

Пошамкав губами и задумавшись, генеральный решительно мотает головой:

— Ксюша, ты мне тут нужна, да и запутаться можешь в терминах. Мирон Валерьевич, извините за неудобства, давайте присядем, — со значением смотрит на меня, мол, что ты выделываешься? — Или ты, Ниночка, по состоянию здоровья отказываешься?

— Я не займу много вашего времени, Нина, — Бирюков продолжает смотреть исключительно на меня, как будто рядом никого нет. Ну что ты будешь делать!

— Правда? — глаза превращаются в узкие щелочки, контролировать себя становится всё сложнее. — Вы во всем такой быстрый?

— Нина, да что с тобой? — ругается начальник, я сникаю, секретарша замирает в дверях, а новый владелец концерна издает хриплый смешок.

— Дмитрий Евгеньевич, мы отойдем в конференц-зал с вашей сотрудницей, — не спрашивает, а заявляет Бирюков, выпроваживая меня в коридор, а потом проводя в другое помещение. Включает освещение, и свет бьет по глазам, дверь закрывается, отрезая нас от присутствия других людей.

— А теперь можешь высказать мне свои претензии.

— Мои претензии прямо перед твоим носом! — указав руками на живот, пыхчу от злости. — Достаточные?! Помимо всего прочего! И почему ты не выглядишь удивленным? — прищуриваюсь с подозрением и вглядываюсь в глаза Мирона. — Ты подстроил нашу встречу сегодня?

— Не подстроил, организовал, — поправляет меня.

— Да какая разница? — гну свою линию, всё еще в шоке оттого, что мы просто так с ним разговариваем. — Ты вспомнил, кто ты, как я вижу? Или ты и не забывал. Зачем этот спектакль?

— Я действительно потерял память. И в самом деле ни черта не помнил, когда ты меня подобрала. И я тебе благодарен, иначе бы я замерз насмерть, — говорит спокойным, размеренным, голосом, так резонирующим с моим внутренним состоянием. Как у него это получается? Ах да, он просто ко мне равнодушен, вот и всё.

— Благодарности мне не нужны. Особенно запоздалые. Если бы ты хотел сказать мне спасибо, не исчез бы в то утро.

Взгляд Мирона темнеет, гаснет, на лицо находит тень, красиво вылепленные губы плотно сжимаются, но он не отводит глаза. В нем всегда была эта твердость, но раньше я видела некую растерянность. Теперь он крепко стоит на ногах и знает, кто он.

— Так было нужно, Нина. Я вспомнил всё утром. Рано, пока ты спала. Как вспышка. И понял, что должен исчезнуть, чтобы не подвергать тебя опасности.

— Чушь! Не верю, что не мог сказать и слово, оставить записку, в конце концов, написать СМС.

— Ты можешь не верить, имеешь право. Но сейчас у нас с тобой одна проблема на двоих.

— Мой ребенок — не проблема! — вскидываюсь, злобно стиснув кулаки. Да как он смеет?

Мирон, видимо, и сам понимает, что сказал не то слово, но особенно не готов извиняться. Твердолобый мужлан. Вот он кто.

— Не цепляйся к словам. Ты беременна от меня. Что мы будем с этим делать?

Глава 16. Выяснение отношений

— Не знаю, что будете делать вы, Мирон Валерьевич, а я буду рожать! — говорю зло и бескомпромиссно, сжав руки на животе. — И вы мне для этого не понадобитесь!

— Не надо упрямиться, Нина, ребенка я обеспечу, отказываться не собираюсь. Он же мой? — спрашивает спокойным тоном, как о погоде за окном.

— Он — мой! Не нужен нам такой отец, — кипячусь, не в силах успокоиться.

— Может, ты присядешь? Тебе в твоем положении не стоит нерничать. Давай воды принесу?

— Не надо обо мне заботиться! Будет лучше, если ты уйдешь. Вообще не понимаю, зачем ты пришел, — понуро плетусь к стулу и сажусь.

Злиться на стуле не очень-то получается, а то бы я показала этому дважды найденышу Кузькину мать. Ух, взялся на мою голову! Ничего, Нинок, прорвемся! Но как же хочется зарядить ему чем-то по голове!

— Ты так хищно водишь по периметру глазами. Мне стоит спрятаться?

— Шутить вздумал? — прищуриваюсь и улыбаюсь как гиена. — Бойся, Бирюков. Тут много снарядов! Я видела, как секретарша притащила упаковку минералки. В стекле.

— Ох-хо-хо, — пытается отшутиться этот мерзавец, устраивая свой упругий попец на столе, нависает надо мной. Харассмент в чистом виде! Я ему покажу моральный кодекс предприятия и что там еще можно приплести к делу, когда наглые мужланы, обличенные властью, домогаются бедных и несчастных подчиненных.

— Нечего мне тут охохокать, — хмыкаю я, барабаня пальцами по столу. — Лучше сядь на стул.

— А что? Смущаю? — залихватски заламывает бровь, но всё же занимает место во главе стола. Теперь мы сидим наискосок. Я отбиваю траурный марш на столешнице, ногой стучу по полу, сжимаю зубы и злюсь, пыхчу, как паровоз. Бирюков же сидит за столом, сцепив руки в замок, и пристально меня рассматривает.

— Вот еще! Пф! — отвечаю на его выпад. — Ит-а-ак… — протягиваю вопросительно, глядя на него со злым интересом.

— Ита-а-к, — передразнивает он.

— Я тебя смешу, да? Забавно тебе?

— Нин, ты меня не смешишь, я просто очень рад тебя видеть. Честно. Держаться от тебя вдали было сложно.

Его признание обескураживает. Я как тот шарик, проткнутый иголкой, сдуваюсь и отекаю на стуле, вздыхая тягостно.