Несколько раз я перечитала послание, оставленное детективом на последнем листе. Неужели он намекал, что Лоренцы — это лишённые дара потомки рода Каттура? Смелый и, похоже, ничем не подкреплённый вывод. Но Томас Баргман и сам признался, что пришёл к такому заключению, полагаясь лишь на своё чутьё.
От волнения сердце в груди забилось чаще. Этот въедливый детектив мог оказаться прав. Хотя у настоящей Эрны Лоренц родового дара не было, зато у меня он, возможно, был. И по описанию очень походил на тот, что упоминал в своём письме Томас Баргман. Способность располагать к себе магических животных и управлять ими. Вместо радости, что судьба сжалилась над обделёнными Лоренцами, вернув им утерянные способности, я почувствовала беспокойство.
Если, как сказал детектив, уцелевший Каттура передал кому-то свой дар на хранение и сменил фамилию, то хороший ли знак, что этот дар начал проявляться? И ещё худшим знаком было с лёгкостью угаданное прошлое бабушкиной семьи. Если его разгадал Томас Баргман, то мог и кто-то другой.
Хотелось бы верить, что всех охотников за способностями сумели поймать и призвать к ответу. Но так ли это на самом деле? По моей спине пробежала волна мурашек. Я поёжилась и вновь опустила взгляд на разложенные на столике листы.
— Преподаватели, — прошептала я с тревогой. Отчего-то мысль о вездесущем друге Арвина не давала покоя и сейчас.
Потому я бегло прошлась взглядом по списку, не рассчитывая увидеть в нём знакомых имён, но желая на всякий случай убедиться. Каково же было моё изумление, когда среди академических преподавателей мне всё же встретилось одно очень знакомое имя: