Случайная вакансия

Неплохо было бы Колину, с обидой думала Тесса, и ради неё время от времени брать себя в руки. Когда-то ей льстила роль единственной хранительницы его тайн, утешительницы, избавительницы от страхов, но это время давно прошло. Сегодня с двух ночи до полчетвёртого утра он не давал ей спать: сидя на краю кровати, раскачивался взад-вперёд, стонал и плакал, призывал смерть, жаловался, что не в силах долее бороться, что напрасно ввязался в эту гонку и теперь совершенно раздавлен… Тесса услышала на лестнице шаги Пупса и насторожилась, но сын прошествовал на кухню мимо их открытой двери, ограничившись убийственным взглядом на Колина, который утопал в кожаном пуфе перед камином, отчего колени у него оказались на уровне груди.

— Может быть, притязания Майлза на случайную вакансию действительно оттолкнут людей, даже тех, кто традиционно поддерживал Моллисонов? — предположила Кей.

— Вполне возможно, — кивнул Колин.

Кей повернулась к Парминдер:

— Думаете, совет и в самом деле проголосует за выселение «Беллчепела»? Я понимаю, людям неприятно, когда под ногами валяются использованные шприцы, а по улицам слоняются наркоманы, но ведь до клиники отсюда не одна миля… какое до неё дело Пэгфорду?

— Рука руку моет — это я о Говарде и Обри, — объяснила Парминдер, осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами. (Завтра именно ей предстояло идти на заседание совета, чтобы без поддержки Барри поставить на место Говарда Моллисона с его приспешниками.) — Сейчас грядёт урезание расходов на уровне округа. Если Говард вышвырнет клинику из дешёвого здания, которое она сейчас занимает, содержать её станет гораздо дороже; тогда Фоли сможет заявить, что затраты возросли и финансировать её из средств городского бюджета нецелесообразно. А потом Фоли из кожи вылезет, чтобы Филдс отошёл к Ярвилу.

Устав растолковывать очевидное, Парминдер сделала вид, что изучает принесённую Кей новую кипу документов о клинике «Беллчепел», и устранилась от беседы.

«Зачем мне это надо?» — спрашивала она себя.

Могла бы остаться дома и сидеть на диване рядом с Викрамом, который, когда она уходила, смотрел по телевизору какую-то комедию вместе с Ясвант и Раджпалом. Её покоробило, что они хохотали; когда она сама в последний раз смеялась? Почему она здесь, почему пьёт отвратительное тёплое вино, почему бьётся за клинику, которая ей самой сто лет не нужна, и за какое-то предместье, населённое, по её сведениям, сомнительными личностями, которых она в глаза не видела? Она не просветлённый Бхай Канхайя, не делавший разницы между душами друзей и врагов; её восприятию недоступен божественный свет, исходящий от Говарда Моллисона. Ей важнее увидеть поражение Говарда, нежели сохранить за детьми из Полей право учиться в «Сент-Томасе», а за взрослыми — обращаться в «Беллчепел», хотя, если трезво рассуждать, это, конечно, благие дела…

(На самом деле она знала причину. Она хотела победить в память Барри. Он рассказывал ей, как много значила для него учёба в школе Святого Фомы. Одноклассники приглашали его в гости, и он, ютившийся с матерью и двумя братьями в автомобильном прицепе, благоговел от тёплых, аккуратных домиков на Хоуп-стрит и трепетал перед солидными викторианскими особняками на Чёрч-роу. Он даже побывал на дне рождения в том самом «доме бычком», который впоследствии купил для своей жены и четверых детей.

Барри влюбился в Пэгфорд с его рекой, полями и основательными домами. Он мечтал, чтобы у него тоже был сад, где можно играть, дерево, на которое можно повесить качели, и чтобы вокруг — куда ни глянь — было зелёное раздолье. Насобирав в школьном дворе каштанов, он привез их в Поля. Начальную школу он окончил первым учеником, а годы спустя первым из всей своей родни поступил в университет. «Любовь и ненависть, — подумала Парминдер, немного убоявшись собственной честности. — Любовь и ненависть, вот что привело меня сюда…»)

Она перевернула очередную страницу, делая вид, что внимательно читает.

Кей была польщена таким вниманием доктора, потому что эти бумаги стоили ей уйму времени и нелёгких раздумий. Она верила, что любой прочитавший подготовленные ею материалы сразу же проникнется убеждением, что клинику «Беллчепел» трогать нельзя.

Но за всеми статистическими данными, анонимными клиническими случаями и личными свидетельствами Кей видела «Беллчепел» исключительно через призму единственной пациентки — Терри Уидон. Кей чувствовала, что Терри переменилась, и это внушало ей гордость и страх одновременно. Терри начала делать слабые попытки управлять собственной жизнью. За последнее время она дважды говорила Кей: «Робби я им не отдам, хоть убей, не отдам» — и это были уже не бессильные проклятья в адрес судьбы, но некое заявление о намерениях.

«Намедни сама его в садик отвела, — сообщила она Кей, которая допустила профессиональную ошибку, выказав изумление. — Чё вытаращилась? Или я уже не гожусь сыночка в сад водить?»