Случайная вакансия

— Это я ей сказала тебе позвонить. Мать честная, старуха трое суток лежала пластом, и ни одна сволочь к ней не заглянула. Представляю, каково ей было. Чёрт-те что.

Кристал не спросила, почему сама Черил не прошла два шага до Фоули-роуд, чтобы известить Терри. Как видно, сёстры опять расплевались. Отследить их отношения не было никакой возможности.

— Где её палата? — спросила Кристал.

Черил повела её за собой, громко шлёпая по линолеуму резиновыми босоножками без задников.

— Да, — спохватилась она. — Мне тут журналистка какая-то звонила, насчёт тебя.

— Честно?

— Номер оставила.

Она и рада была бы расспросить подробнее, но они уже вошли в мертвенно-тихую палату, и Кристал вдруг испугалась. Её поразил запах.

Бабуля Кэт изменилась почти до неузнаваемости. Одну половину её лица жутко перекосило, как будто мышцы стянуло проволокой. Рот свело; один глаз вроде как ввалился. К ней пластырем крепились какие-то трубочки, а в руку была вставлена игла. Когда прабабка лежала, её изуродованная грудная клетка особенно бросалась в глаза. Одеяло вздымалось и проседало в неожиданных местах, как будто нелепая голова на цыплячьей шее торчала из бочки.

Когда Кристал присела рядом, бабуля не шевельнулась. Она смотрела в никуда. Одна щуплая рука слегка подрагивала.

— Она не разговаривает, но вчера вечером позвала тебя по имени, два раза, — мрачно сказала Черил поверх края жестяной банки.

У Кристал спёрло дыхание. Она хотела взять бабулю за руку, но боялась сделать ей больно. Стала подвигать пальцы к её ладони, но остановилась на простыне, в паре дюймов.

— Рианнон приходила, — сообщила Черил. — Джон тоже был, и Сью. Сью хочет с Анной-Мари связаться.

— А где она щас? — спросила Кристал, приободрившись.

— Где-то во Френчи, что ли. Тебе известно, что она родила?

— Да, слыхала, — ответила Кристал. — Кто у неё?

— Без понятия. — Черил отхлебнула из банки.

Кто-то в школе ей сказал: «Слышь, Кристал, твоя сестрица-то с пузом!» Её взволновало это известие. Она, значит, будет тётей, даже если никогда не увидит этого младенца. Всю свою жизнь Кристал грезила об Анне-Мари, которую забрали у матери, когда Кристал ещё не было на свете, и перенесли в другое измерение, словно сказочную фею, прекрасную и таинственную, как тот мертвец у Терри в ванне.

Бабуля Кэт шевельнула губами.

— Чего? — переспросила Кристал, склоняясь над ней в полуиспуге-полурадости.

— Хочешь чё-нибудь, баба Кэт? — громогласно спросила Черил, и на них стали оглядываться другие посетители.

Кристал слышала только хрипы и постукивания, но баба Кэт явно силилась что-то выговорить. Черил нависла над ней с другой стороны, придерживаясь рукой за металлические прутья в изголовье кровати.

— Ох… мм… — вырвалось у бабули.

— Чего? — в один голос переспросили Кристал и Черил.

Кристал уловила движение глаз — слезящихся, мутных глаз, направленных на её гладкое юное лицо с раскрытым ртом, склонившееся над прабабкой: озадаченное, выжидательное, боязливое.

— …реб-лей… — выдавил надтреснутый старческий голос.

— Бредит, — объявила Черил, обращаясь через плечо к робкой супружеской паре у соседней кровати. — Трое суток на полу пластом лежала, шутка ли дело?

Но у Кристал навернулись слёзы. Палата с высокими окнами растворилась в тенях и искусственном свете; ей привиделась тёмно-зелёная вода и яркая солнечная вспышка, разбитая всплеском вёсел на бесчисленные сверкающие осколки.

— Да, — шепнула она бабуле Кэт. — Да, я занимаюсь греблей, ба.

И соврала, потому как мистер Фейрбразер умер.

VI

— Где портрет разукрасил? Опять с велосипеда навернулся? — спросил Пупс.

— Нет, — ответил Эндрю. — Сай-Мой-Зай приложил. Я пытался объяснить этому уроду, что он всё не так понял насчёт Фейрбразера.

Они с отцом были в сарае — грузили дрова в две корзины, чтобы отнести в гостиную и поставить по обеим сторонам камина. Саймон ударил Эндрю поленом по голове, тот упал на поленницу и ободрал прыщавую щёку.

Считаешь, ты умней меня, засранец паршивый? Если кому-нибудь сболтнёшь, что говорится у нас в доме… я покамест… я с тебя шкуру заживо спущу, понял? С чего ты взял, что Фейрбразер не был в доле? И что погорел только один козёл, у кого ума не хватило отмазаться?

А после этого — то ли от гордыни, то ли всем назло, то ли от невозможности расстаться с мечтой о шальных деньгах, которую не пошатнули даже факты, Саймон выставил свою кандидатуру. Позор, за который предстояло расплачиваться его семье, стал неизбежен.

Саботаж. Это слово не шло у Эндрю из головы. Он хотел столкнуть отца вниз с тех высот, куда его занесла жадность, причём сделать это (по возможности не поплатившись за победу жизнью) таким способом, чтобы Саймон никогда не догадался, кто его утопил.