Мы найдем Марию в Риджент-парке. Она завела привычку в обеденный перерыв, когда работы было не слишком много, приходить в парк — немного передохнуть от шума и суеты офиса. Отыскав свободную скамейку в глухом уголке, она проводила там приблизительно час, размышляя, глядя вокруг, подремывая или подкармливая птиц. Для птиц она всегда приносила с собой бумажный пакет с засохшими крошками. В тот день она также прихватила пакет с сандвичами с яичной и салатной начинкой, купленными в кафе на Бейкер-стрит. Сандвичи оказались отвратительными. В конце концов Мария съела засохшие крошки, а сандвичи бросила птицам. Больше пернатые ей не докучали. Оставшись одна, Мария закрыла глаза и прислушалась к звукам вокруг. Иногда она удивлялась тому, как редко она прислушивается к миру, почти не замечая стука шагов, гудения машин, тембра голосов, шума ветра. Поэтому не так давно она решила обращать больше внимания на этот аспект бытия. К тому же посторонние звуки вытесняли из головы обрывки разговоров, реальных и воображаемых, и музыки, которую Мария помнила или придумала, а иначе эти обрывки преследовали бы ее день и ночь. Прошло немало времени с тех пор, как Мария слушала тишину, настоящую тишину, и пройдет немало времени, прежде чем она вновь ее услышит. Но шум Риджент-парка в обеденный перерыв ей даже нравился. День был зимний, солнечный, однако довольно холодный, и народу в парке набралось немного. Мария слушала, как двое мужчин разговаривают по-японски, плачет ребенок, женщина повторяет: «Ну, ну, тихо, тихо…» — очевидно, успокаивая плачущего, воркуют голодные голуби, кричат и смеются в отдалении дети. И все это на фоне городского гула — Лондон занимался своим делом.