Случайно

Церкви теперь запирают. Мера против вандализма.

А что, если вы — вандал? Вы тоже можете пойти и попросить ключ.

Но тогда все поймут, что вы и есть вандал.

А вы можете сказать, что где-то потеряли ключ, а преступник, по-видимому, подобрал его и совершил акт вандализма.

Или — вдруг сам хранитель ключа и есть вандал, и время от времени устраивает погром, а потом подстраивает так, будто кто-то приходил за ключом и расписал стены краской из баллончика, переломал скамьи и т. п.?

Вообще-то, не совсем правда, что за целую минуту, что она отсчитала, ничего не произошло. Вокруг летали птицы, разные насекомые. Вороны или как их там каркали в раскаленном небе. Как сейчас. По ту сторону ограды тянется высокое белое растение, борщевик называется, что ли. За шестьдесят секунд оно наверняка выросло еще капельку, незаметно для человеческого глаза, так бывает. В тени как заведенные копошатся пчелы, снуя туда-сюда из цветов, спеша к своим ульям, трутни там еще целы-невредимы, с ногами, ведь еще лето, все замечательно существует в своем собственном мире и в ритме этого мира, вне зависимости от того, что некто вроде Астрид о нем не подозревает или пока просто не знает. У церковной двери — камень в форме сердца с надписью: «- 1681». Под ним на самом деле лежит человек, скончавшийся в 1681 году, т. е. когда-то давно он жил и дышал, как вот она, а теперь он или она, неважно (на камне нет имени, только год, ни даты, ни месяца), т. е. то, что от него осталось, покоится здесь уже более трех столетий, а когда-то жил или жила себе спокойно в этой самой деревне. И солнце нагревало камень каждое божье лето на протяжении всего этого времени, как в ту бесконечную летнюю пору, так и в нынешнюю эпоху экологических катастроф. Прежде Астрид как-то не замечала, что почти все предметы имеют зеленый оттенок. Даже камень зеленоват. Древесина, из которой сделана дверь, коричневая с таким зеленоватым налетом, это из-за долгого пребывания под открытым небом. Какой насыщенный цвет. Будь у нее камера, она бы просто снимала сам цвет целую минуту, чтобы позже можно было как следует рассмотреть, каков он на самом деле.

Она садится на корточки в тени у церковной двери и вглядывается в самую глубь зеленого. Возможно, если она будет глядеть очень внимательно, она что-то поймет о природе зеленого, что ли.

Но надо ли думать о людях, погибших в войнах прошлого века, или о том, кто лежит под этим камнем — сердцем, как, скажем, о том мальчике, который за минуту до смерти пробежал мимо библиотеки, или о девочке, которую нашли мертвой в лесу? Или о людях на планете, вот сейчас, в эту минуту умирающих от голода, потому что им нечего есть? Или о животных, погибающих в далеких странах от нехватки пищи и воды? Или о тех, кто участвует в этой войне, которой как бы не должно было быть, впрочем, в ней погибло не так много народу, меньше, чем в настоящей войне.

«— 2003».

Астрид пытается вообразить кого-то, ну например девочку своего возраста, умирающую где-нибудь в далекой пыльной стране из новостей типа от бомбежки. Она представляет Ребекку Каллоу на койке в больнице, где и не слыхали о более-менее современном оборудовании. Вообще-то, трудновато представить. Вот в школе тоже учителя только и говорят, что об экологии, о всяких видах, которые вымирают и т. п. И это происходит повсюду, постоянно, это очень серьезно, истощенные животные и дети в госпиталях по телевизору, люди, зашедшиеся в крике, потому что рядом — террорист-смертник, или американский солдат, убитый в какой-то дыре, но довольно трудно заставить себя по — настоящему переживать за всех этих людей, трудно врубиться, что это важнее, чем оттенки зеленого цвета. То есть, про «Дворец карри» было, конечно, легко, потому вот он стоит, тут же, прямо напротив. Но когда они с Амбер подошли поговорить с индийцем из ресторана, он помотал головой и сказал, что это местные духи слегка повеселились, что это никакой не вандализм и не расизм, и он явно не хотел, чтобы они там снимали, и сказал, уходите, уходите. Пока они разговаривали, он не сводя глаз смотрел через их головы на кучку подростков, что стояли у забегаловки на той стороне и наблюдали за ними. Амбер оглянулась на них и заметила: похоже это и есть местные духи, а? Индиец молча скрылся в своем «дворце». А из забегаловки вышел мужчина и, встав позади мальчишек, стал смотреть на них с Амбер.

— Может, снять стоянку? — спросила Астрид.

— Нет. Снимай их, — сказала Амбер, глядя на компашку у забегаловки; те стояли скрестив руки на груди.

Когда Астрид начала снимать, один мальчишка двинулся через улицу, наверное, чтобы помешать ей, и Амбер встала вплотную сзади, положив руки ей на плечи, но тут его окликнул мужчина, все они зашли в помещение и закрыли дверь.

«— 1681». Астрид дотрагивается до раскаленного сердца с черточкой и выдолбленным номером.

— У нас больше нет той записи, ведь камера разбилась, — сказала она Амбер как-то вечером, шепотом, чтобы никто не подслушал и не вспомнил опять про камеру.

— Какой записи? — спросила Амбер.

— Ну тех, с «местными духами», — снова прошептала Астрид.