Это красота от Бога, размышляла Ева, красота, от которой не убудет, — пусть ее унижают, пусть обреют наголо — не «стильно», как у Дэвида Бекхема, а по-настоящему, грубо и жестоко, на радость разъяренной толпе. Она представила, как Амбер стоит со склоненной, гладкой как яйцо головой, с заломленными назад и связаными позади деревянного столба руками, с пересохшими губами, безмолвная, прекрасная безумица, выставленная перед старинной церковью на позор и глумление народа.
А сейчас Ева говорит: Астрид! Ты должна снять на видео всю компанию. Такой прекрасный вечер после прекрасного дня, у нас прекрасный ужин, это надо запечатлеть.
Но Астрид — Астрид во всем своем великолепии, сводя Еву с ума своей идиотской подростковой манерой выковыривать содержимое тарелки — сначала мясо без всего, потом листья салата, но без латука, потом дольки помидоров отдельно от огурцов, — заявила, что «потеряла» свою камеру ценой почти в штуку фунтов! Амбер пыталась ее выгораживать, взяв вину на себя; поступок, достойный скорее подростка, а не взрослой женщины. С той же милой непосредственностью Амбер перевела их внимание с этого события на свою фирменную игру в психологию, заявив, что может узнать о человеке всю подноготную, просто подержав в руке предмет, который принадлежал ему долгое время.
— Можете не сомневаться, — сказала Амбер. — Благодаря этому дару я ухитрилась прокатиться по трем континентам, почти не имея денег, и всегда иметь приличный ужин.
Все расхохотались, кроме Астрид, — не соизволила. Амбер попросила Магнуса дать ей кольцо с пальца (это Ева купила ему на день рождения в позапрошлом году). Майкл послушно снял кольцо. Амбер положила его на ладонь и профессиональным жестом поднесла к лицу.
— Это кольцо, — сказала она, помолчав, — очень дорого для тебя. Потому что это кольцо подарила тебе мать.
— Невероятно! — сказал Майкл. — Потрясающе!
Ева подняла руку, тихо, мол.
— Это было на Рождество, — сказала Амбер, закрыв глаза, будто прислушиваясь. — Нет, на день рождения. Да, на день рождения. Мама подарила тебе это кольцо на твое пятнадцатилетие.
Конечно, все это она узнала от Магнуса. Но тот ни за что не хотел признаться.
— Тише, прошу вас, — сказала Амбер. — Роды были трудные. Еще в утробе у тебя вокруг шеи обвилась пуповина.
У Магнуса отвалилась челюсть. Он повернулся и уставился на Еву.
Амбер снова подняла руки и поднесла кулак с зажатым в нем кольцом ко лбу. Конечно, ей кто-то рассказал. Не Магнус, так Майкл. Правда, Ева с трудом представляла, что Майкл запомнил такую подробность. Но у него сейчас странный период. Он такой непонятный, непредсказуемый. Не один раз Ева заставала его в полной прострации. А позавчера обнаружила в карманах его брюк (вывернув перед отправкой в стирку) вместе с презервативами — обычное дело — листок с коряво написанным алфавитом, и снизу — загадочно-бессмысленный набор слов: жать дать мать стрелять дать кровать снять трать.
Амбер блестяще разыграла свой спектакль. Честное слово — не придерешься. Почти стопроцентно убедительно. В данный момент она говорила бедному Магнусу превосходно сформулированные и столь же превосходно обтекаемые фразы, подходящие к любой ситуации, о том, что значит быть правдивым и лживым по отношению к себе.
Ева ускользнула в сад. Под розовым кустом лежало несколько камешков. Она подняла один. Смахнула с него сухую землю, потом потерла о ногу. Отлично. Камешек был желтовато-белый, похожий на морские, и кое-где поблескивал.
Вернувшись в дом и дождавшись своей очереди, она подала Амбер камешек. Та подержала его. И рассмеялась.
Вот это? — сказала она.
Ева кивнула.
Ты уверена?
— Да, — сказала Ева. — Я храню этот камень много лет. И очень ценю.
— Что ты ей дала? Что у нее в руке? — спросил Майкл.
— Секрет, — сказала Ева.
— Хорошо, раз ты так хочешь, пусть будет секрет, — сказала Амбер и, взяв Еву за руку, повела ее на другой конец комнаты к дивану. Вот что она сказала Еве, словно улику сжимая в кулаке случайный камешек из сада и доверительно склонясь к ней как гадалка:
— Ты рождена в удачное время в удачном месте, после завершения суровых эпох и начала более гуманных. (Это была правда, как нетрудно догадаться.)
У тебя была хорошая ранняя любовь и ранняя потеря. (Это тоже правда.)
Ты ведешь жизнь, о которой и мечтать не могли поколения твоих предков, мужчин и женщин, в результате усилий которых ты родилась в эпоху немыслимой в их время свободы и достатка. (Скажем, это правда в отношении почти всего человечества.)
Ты везучая.
Даже счастливая.
Ты знаешь больше информации, чем способна понять.
— Вот как? — Ева рассмеялась.
Амбер словно не слышала и продолжала:
— Тебе всегда было где с комфортом поспать и с удовольствием поесть — всю твою жизнь.
Так что же еще в таком случае тебе хочется узнать о себе?
И если бы они вдруг очутились сейчас в этой самой гостиной, что важного они могли бы у тебя узнать — все эти мужчины и женщины, женщины и мужчины, сколько бы их ни было в ряду поколений, живших ради того, чтобы в конце концов на свет появилась ты, пища, негодуя, вся в крови собственной матери?