Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

В 1835 году Александр и Наталья расстались как брат и сестра. А 3 марта 1838 года Герцен украдкой появляется в Москве уже форменным женихом. Примечательно, что он влюбился почти заочно по переписке, и так достиг взаимности, сделал предложение, получил согласие, подготовил почву для побега и самовольной свадьбы, всё — практически без свиданий.

Первый — платонический любовный треугольник: Герцен-Захарьина-Бирюков. Второй, куда более плотский, треугольник забрезжил в Вятке. Герцен кратковременно увлекся Прасковьей (в переписке она проходила под условным именем Полины) Петровной Медведевой, женой одного из вятских чиновников, жившей, как нарочно, через дом от Герцена, причем у них был общий сад, что весьма подходило для укромных свиданий. Ей было 25 лет, а мужу уже за 50. Герцену, как несложно вычислить, 23. У неё были дети, муж хворал; и красивая, романтически настроенная женщина сама потянулась к ссыльному москвичу. Прасковья недурно рисовала и предложила Герцену написать его портрет для передачи родным в Москву. Мужу, естественно, сие не понравилось. и все дальнейшие встречи вошли украдкой. Природа быстро взяла свое. Однажды Герцен пригласил соседку придти ближе к полуночи. Она пришла, белея в сумраке своей блузой. Губы её вначале были холодны, — вспоминал изгнанник, — руки — как лед. Страшно билось её сердце… Потом она сидела у окна и горько плакала… Герцен целовал её влажные глаза, утирал их прядями косы, упавшей на бледно-матовое плечо, отливавшее лунным светом. Все это гораздо полнее описано в "Былом и думах".

Наверное месяц Герцен провел в любовном чаду и угаре. Потом резко протрезвел, чувственность угасла. Навалились раскаяние и тоска. Вскоре, 10 января 1836 года умер её муж, и Прасковья Петровна захотела узаконить отношения с молодым и богатым соседом. К тому же её расположения стал активно домогаться вятский губернатор Тюфаев. Медведева сопротивлялась провинциальному сатрапу. А Герцен не знал, куда бежать и упорно не хотел жениться. Руководимый инстинктом самосохранения, он усилил переписку с Наташей. И довольно скоро понял, что на этот раз серьезно влюблен в свою кузину и кажется может добиться взаимности. Он стал исповедоваться ей в своих искушениях, в грехах, в нравственном падении, в чувственных наслаждениях и грубом разврате. Что милее для ангелоподобной женщины, чем спасать демона! Герцен писал: "Один твой голос будил меня, он один выходил из того мира, где цвела моя душа, и я любил тебя все более и более… Опостылели мне эти объятья, которые сегодня обнимают одного, а завтра другого, гадок стал поцелуй губ, которые ещё не простыли от вчерашних поцелуев. Мне понадобилась душа, а не тело".

Когда же он признался начистоту в интимной связи, в близости с Медведевой, Наташа среагировала неожиданно совсем не так, как он предполагал. Она написала, что после признания Саша стал ещё выше, светлее в её душе, выдала кузену полную индульгенцию, отпущение грехов: "Говори, говори, пиши, сколько можешь, сколько нужно к твоему облегчению, переливай все в мое сердце, оно не померкнет, не изноет".

Наконец Герцен получил следующее признание: "Я была бы все та же, та же любовь, то же блаженство внутри, а наружно — кузина, любящая тебя без памяти. Я бы жила с вами, я бы любила её, была бы сестрою её, другом, всю бы жизнь положила за её семейство, внутри была бы твоя Наташа, наружи все, чтобы она желала. Но как же тебе соединить жизнь свою с жизнью женщины? Как тебе нести ярмо мужа?.. Но все равно, наш долг облегчить, хотя б то стоило жизни, хотя б вечная разлука на земле".

За мистически-христианской экзальтацией на грани любовной истерики здесь впервые был предложен Натальей своему кузену и возлюбленному план идеального брака втроем, на который она морально была уже готова.

Следует знать, что в это же время обстановка в доме княгини осложнилась чрезвычайно. Общие родственники, частично проникнув в их тайну, были против брачного союза Наташи и Александра. Ей стали спешно подыскивать жениха, выделив в приданое сто тысяч рублей. Одним из реальных претендентов на её руку стал полковник Снаксарев, многим похожий на Скалозуба. Наташа писала в Вятку: "Боже мой! Существо, обладающее только деньгами, чинами (добротою, быть может), смеет думать соединить свой бред с моею небесной жизнью, исполненной рая, любви, восторгов неземных, исполненной одним тобою… Это величайшая из обид. Защити, Александр, моих сил не достает".

Тем временем за Герцена перед царем хлопочет не только родня, но В. А. Жуковский и К. И. Арсеньев, сопровождавшие наследника, будущего императора Александра II при проезде через Вятку и очарованные ссыльным. Николай I смилостивился и приказал перевести Герцена из Вятки на службу во Владимир. Вместо тысячи верст между влюбленными осталось только сто восемьдесят. И разрубался гордиев узел взаимоотношений с Медведевой. Наступил эпилог осточертевшего романа. При прощании с вятскими друзьями было выпито целое море шампанского.