Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

К назначенному месту прибыли в полной темноте, сгрудились и нестройной колонной потянулись по берегу в деревеньку Лисий Хвост. Ночевать устроили по избам и сеновалам. Володя попал в группу, расположившуюся на сеновале. Электричества не было, при жиденьком свете нескольких карманных фонариков распределились тесным живым ковром по дощатому настилу. Сеновал, даром, что так назывался, сеном не баловал. Так какие-то прошлогодние стебли, солома. Каждый из школьников старался подоткнуть под себя и с боков. Манило и грело тепло соседа.

Володя попал в стайку девушек-десятиклассниц. Они бесконечно ворочались, возились, о чем-то перешептывались. Он чувствовал, как в нем растет предчувствие чего-то грандиозного. То в одном, то в другом углу слышалась откровенно-чувственная возня, представлявшаяся в воображении подростка сладкой сексуальной оргией.

Володя почувствовал электрические разряды в низу живота, руки его налились странной тяжестью, ему хотелось немедленно сгрести в объятие кого угодно, любую соседку, но страх, боязнь непонимания и всенародного осмеяния удерживали его от самых робких попыток прикоснуться к чуду.

Две подружки, на одну из которых он имел робкие виды, продолжали перешептываться и смеяться слева от него, а справа началась серьезнейшая возня далеко не перворазовых партнеров. Володя прислушался. Весь сеновал был пронизан шуршанием, шелестом, шевелением; остатки золотистой соломы, казалось, взметены в воздух и время от времени крошечными копьями кололи его лицо. Володя зажмурился. Он почувствовал себя одиноким-одиноким, маленьким, в коконе своей отъединенности и невостребованности, он стремительно съеживался в точку. И неожиданно для себя уснул.

Утром он проснулся вместе со всеми и все-таки опоздал. С сеновала он спускался чуть ли не последним. Его соседки исчезли, как сон, как утренний туман. Он бы не узнал ни одну. Дети богини Никты видны только в темноте, а на солнечном свету они незримы.

Потом была работа в поле. Кучи картошки, похожей на учебные гранаты. Звон ведер. Нехватка рогожных мешков. Сверканье штыкового края лопат, заточенных о землю до зеркального блеска.

Обратная дорога домой. И маленький клубочек воспоминаний, который разматываясь, неожиданно может превзойти земной шар. И первые, впрочем, не совсем первые примерки себя на роль более опытного и ловкого соседа. И почти постоянное непопадание в точку.

Об этом и первые попытки заговорить в ином ритме, другим, более взрослым голосом, иногда срывающимся на фальцет.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Не долгожданным, не заветным искорененьем зимних дрём весна приходит незаметным по-мартовски холодным днем. Пока ей не до буйства красок, и для неё азартный март непримечателен и краток, пуглив, как снега аромат.

Апреля прель, май с маятою затем заслуженно придут, наполнив кровью молодою полузасохший вербный прут. Весна снует, летает лето, и осень осеняет нас, меняясь глазу незаметно из года в год, из часа в час.

Мы ждем любви, проходят годы… Негаданно из-за угла знакомой девушкой выходит и непонятно, где была.

ИНСТИНКТ

Иногда мне бывает очень трудно.

Я хочу быть понятым и не всегда бываю понятным. Я хочу быть таким, как все, и к моей же радости не могу им быть.

Я — это я.

Пусть где-то я ошибаюсь в поисках самого себя, но я — это только я и неотвратимо становлюсь собой.

Судьбой тут ничего не объяснишь. Просто человек всегда находит себя, как больное животное безошибочно отыскивает нужную траву. Право же, инстинкт — великая вещь. Разве любовь объяснишь разумом? Любящий руководствуется только инстинктом. Так голуби находят родное пристанище.

И все-таки иногда я хочу быть таким, как все.

ЗОВЫ

На запад, на запад, на запад потянется в сумрак ночной состав костенеющей лапой, давиться пространством начнет. Колеса, маня, зашаманят: на запад, на запад, туда, где в стынущем студне тумана зеленая гаснет звезда; где сохнет бузиновой веткой накопленный временем чад…

О самом до жути заветном колеса стучат и стучат — знакомое чувством глубинным, что хочется крикнуть: не трожь!

К любимой, к любимой, к любимой — по телу вагонная дрожь. Мне этого ввек не оставить, мне это усвоить помог состав, перебитый в суставах, в судорогах дорог!

ОКТЯБРЬ

Нескладный журавль отбился от стаи.

Засохшее дерево рухнуло в траву.

Телефонные провода обросли инеем, а франтоватый сосед сбрил усы — не любит изморозь под носом.

Ночи стали темнее, а дни короче.

Одинокий старик не заснул до утра.

А мне приснилась ты.

НЕ ЗАБЫВАЮ

И проклиная, и любя, тоскуя, радуясь и плача, я вспомнил вовсе не тебя и то, как быть могло иначе. Я вспомнил белые сады и ночи белые, и гулко отозвались во мне следы таинственной ночной прогулки. Я вспомнил: блещущий рассвет вставал, как крылья, за плечами.

Прощанья не было, и нет, и все впервой, и всё вначале! И вновь любимой называть! О, маята в волшебном мае!

Да и не надо вспоминать — я ничего не забываю.

РУССКАЯ РУЛЕТКА, ИЛИ КАК МЕНЯ НЕ УБИЛИ I

Меня убивали трижды.