Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

Отказываюсь! Больше встреч не будет… Продолжай свободно игру бровей, ресниц и плеч… Живи, с кем хочешь, как угодно. Лети по улицам, кося надменно шаловливым глазом, как разыгравшийся рысак, узду сорвавший с коновязи. Пусть солнце в выцветшем зрачке, как в тусклом зеркале играет…

И — обожгись на новичке, который сразу оседлает.

РАСПЛАТА

Объяснения, потери, каталог былых побед… Я одною меркой мерил 20 лет и 30 лет. Дух мой, юношески стройный в горний воздух воспарял… Как быка, меж тем на бойню гнал — телесный матеръял. И сошлись парадоксально тело старца, дух юнца в новой страсти и печально ждали славного конца. Что же дева поглядела на меня через очки, разглядела только тело, дух не виден сквозь зрачки. И со смехом убежала вмиг в заснеженную даль…

Тело бедное лежало, дух измученный летал.

Так живу, мой друг, отныне: и раздвоен, и распят… Так пришли ко мне унынье и расплата из расплат. Но и деве той не лучше, облетает юный цвет, и её сомненье мучит: тело есть, а духа нет!

НА СОЛНЦЕПЁКЕ

В стакане — золотистое вино. Оно, как солнце, обжигает губы.

… В твоей квартире пусто и темно. Как людно и как солнечно в Цхалтубо! Смеяться разучились зеркала. Со временем стареет амальгама. За гладкою поверхностью стекла змеятся трещины, как от порезов шрамы. Река Риони отразит верней подвижность черт, знакомую улыбку…

Плыви, купайся, тень среди теней, пускай другой обнимет стан твой гибкий! А я, давнишней болью оглушен, стою на солнцепёке…

С опозданьем обвит, как дерево змеящиеся плющом, вернувшимся.

БАЛЛАДА РАЗЛУКИ

Я навестил её. Она была бледна немножко. Заспанные глазки глядели хмуро. Вся её фигура топорщилась, хотя была кругла. Вот парадокс. Та ж комната и та ж кровать, знакомый стол и книжек полка, в бараньих завитушках та же чёлка — другой прием и чувств другой этаж. Как будто не она, не голубой невинный взор, а серые стальные глаза следят — как пули нарезные готовы грянуть из стволов в упор.

О, Господи! Зачем я шел сюда, зачем ещё с полночи собирался, усы равнял, в обновки наряжался — неужто ради свары и суда? Я ей пытался что-то говорить, я спрашивал усердно о здоровье и чувствовал всем сердцем, всею кровью: все бесполезно, надо уходить…

Страшила не презрением она, но — равнодушьем… Всматривался снова я: что в ней грешного, святого? Опухли губы (может быть, со сна?). На шее справа рубчик (от подушки?), а там как будто склеен завиток — и все же упрекнуть ни в чем не мог (вчера ещё приветливой) подружки.

Мы ссорились. Наивно и смешно претензии друг другу излагали, какие-то пустяшные детали, которые и помнить-то грешно. Я повторял уже в который раз, что виноват, что пьян был, что исправлюсь, просил простить и уповал на жалость, но понял вдруг, что нелюбим сейчас. Что все слова бессмысленны, что все сегодня бесполезны уговоры, что надо прекращать пустые споры и не крутиться белкой в колесе.

Я сдался. Попытался пошутить, обнять её — хотя бы на прощанье, мол, в знак прощенья или обещанья — и вынужден был тихо отступить. О, неужели 30 дней назад я сам не раз от ласки отбивался, порою с облегчением прощался, был передышке в встречах только рад? Что с ней? Другой мужчина? Вроде, нет. Она со мной пока ещё правдива. Притом она всегда нетерпелива и не утерпит дать прямой ответ.

Итак, приятель, подведем итог: ты доигрался, вот и разлюбили тебя, а узелок не разрубили, щемит ещё на сердце узелок! Ты вспомни, как ты сам её учил плыть по теченью, не терять рассудка… Всё — шутка, вот и получилась шутка, но жутко, что не помнишь сам причин. Ведь ты уже настроен был на взлёт, на поклоненье каждому поступку… Да, братец, жизнь с тобой сыграла шутку, а ты, небось, хотел наоборот? Вперед-вперед, верней, назад-назад, шагай сейчас, голубчик, восвояси, и боль свою сомненьем приукрасив, спеши пополнить цикл своих баллад.

Она была честна. С неё пример возьми и честен будь в своем притворстве, не состязайся с недругом в проворстве, а — мимо посмотри, суров и смел. Быть равнодушным вовсе не легко, когда на сердце непогодь бушует, но, друг мой, одесную и ошуюю ещё так много разных дураков. Не уподобься им. Иди вперед. По-прежнему верши упрямо дело. Еще одна баллада отболела и, может быть, она её поймет. И будет день, когда она к тебе больному — без звонка войдет с цветами и всё, что скажет, сохранишь ты в тайне, передоверив отвечать судьбе.

РЯЗАНСКИЙ МОТИВ

Н. Н.

Всё-всё повторяется, в Лету не канет: прогулка, походка и девичий локоть… Ты тоже читаешь любимой на память весеннего Фета и зимнего Блока. Ты тоже идешь по вечерней Рязани, ныряя внезапно тропинкой под горку. И звезды знакомо мигают глазами, и тянутся руки к полыни прогорклой. Летит полушалком рязанское небо, когда ты подругу закружишь коварно… Все так же у церкви Бориса и Глеба растут в беспорядке полынь и татарник.