Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке

Ольга Сократовна жила в кайф: поиграв утром с ребенком, отдав повару распоряжение об обеде, она с очередным молодым поклонником отправлялась кататься или ехала в лавки, в Гостиный двор, где накупала множество бессмысленней ерунды. По вечерам О. С. выезжала в оперу, на балы или устраивала вечеринки у себя дома. Выбежит, бывало, из парадного и прислушивается к музыке, гремящей из окон её квартиры, и обращается к прохожим: "Слышите! Это Чернышевские гуляют! Везет же людям!" Прохожие шарахались, некоторые посмелее пытались пощупать дамочку. Иногда Ольга Сократовна не противилась. А зимой она любила кататься на тройках с бубенцами, песнями и гиканьем. Сама хватала вожжи и правила лошадьми. Заигрывала с попутными кавалерами. Как-то чуть великого князя не соблазнила. Очень сокрушалась в старости, что не довела дела дело до желанного конца. Летом же обожала пикники и шашлыки. Каталась на лодке. убранной ковром.

Катастрофа разразилась, как и водится, внезапно. Она не только ошеломила О. С., но и сразила её навсегда. Н. Г. Ч. был арестован 7 июля 1862 года и заключен в Алекееевский равеллин Петропавловской крепости. Первый допрос состоялся только 30 октября 1862 г. Зато "повезло" русской словесности: за 3 с половиной месяца Н. Г. Ч. накропал свой знаменитый роман "Что делать?", "чудище обло", почти полтора столетия мучивший школьников и абитуриентов высших учебных заведений. Разве что соискателям ученых степеней по филологии он помог благодатностью и пробойностью темы. Публика прочитав роман в журнале "Современник", замлела: какие же люди бывают на земле! Гвозди бы делать из этих людей, на гвоздях же спящих! И автор, наверное, такой же герой, страстотерпец! Виват ему!

Кстати за несколько дней до ареста Н.Г.Ч. предупреждали высоко поставленные знакомые, что ему следует уехать за границу, следует спасаться, но наш фарисей отмахнулся, мол, с оформлением заграничного паспорта замучаешься, да и в глубине души этот прирожденный мазохист надеялся — за народ пострадать… Ему предъявили три пункта обвинения: сношения с Герценом, составление прокламаций к барским крестьянам и подготовление к возмущению. Улик не было. Н. Г. Ч. был осторожен и предусмотрителен, но власти, повторю, пошли на подлог.

О. С. незадолго до ареста мужа уехала в Саратов, вначале она считала, что все должно скоро и благополучно закончиться. Вот только — денег становилось все меньше и меньше, хотя были проданы лошади, экипажи, квартирная обстановка в Петербурге. А в Саратове она жила по-прежнему: держала лошадей, выезжала. Потом О. С. забеспокоилась, в январе 1863 г. приехала в Петербург. Жить ей пришлось у Пыпиных, гостьей, а не хозяйкой, единственным развлечением оставались Гостиный двор и опера. Следствие по делу мужа затягивалось, что чрезвычайно раздражало О.С. Ее стала одолевать скука, увеличилась нервозностъ, стали повторяться припадки истерики. Но вот были получены деньги за "роман" в "Современнике" и О. С. заторопилась в Саратов, будто бы "за детьми". Приехав в Саратов, О. С. только на минуту зашла к родне взглянуть на Сашу (сына) и спешно уехала в Хвалынск, не взяв сына с собой, несмотря на все его просьбы. Отведя душу (и тело) в Хвалынске, месяца через 3–4, она стала бывать в Петербурге наездами, мотаться по стране, рассеивая себя странствиями, то в Москву, то в Нижний.

Участь Чернышевского была решена 17 февраля 1864 г., когда было подписано определение Сената. После гражданской казни в 6 утра 19 мая 1864 г. он был послан в Сибирь на каторжные работы.

О. С. не была по натуре жертвенной, не последовала она примеру "декабристок", она была не сибирячкой, а сибариткой и только через 2 года летом 1866 г. О. С. решила навестить мужа вместе с 8-летним сыном Мишей. Пробыла в Кадае она всего 4 дня и, даже не отдохнув с дороги, тронулась в обратный путь. А Н. Г. Ч. в ссылке читал и писал, и написанное почти всегда уничтожал. Чтобы рассеяться от долгого сидения за письменным столом, он выходил иногда во дворик около тюрьмы, но за ворота его не выпускали. Он обрюзг, всегда был одет в теплое пальто. Физически Н. Г. Ч. не работал, обязательных работ тогда ссыльным не полагалось, да по своей близорукости и попросту по интеллигентскому неумению Н. Г. Ч. ничего и не мог. Он только путался под ногами и мешал товарищам колоть дрова, топить печи и возить на себе воду. Они отмахивались от него, как от назойливой навозной мухи. И шел он опять к себе в комнату, ставил самовар и порой угощал чаем приходивших к нему, затевая долгие беседы. Н. Ч. любил устные импровизации, особенно в зимние долгие вечера, и кажется был неплохим устным рассказчиком, на бумаге же все выходило уныло, блекло, скучно, вторично, и он опять писал и уничтожал написанное.