Случайному гостю

— О-о-о! Анаит! Душа моя! А я искала тебя во всех трёх мирах — все мне так складно врали, чувствовалась рука мастера… — весёлой скороговоркой промолвила женщина.

— Зуза, дитя моё, это ты, твой зов! — послала она воздушный поцелуй кузине. — Не сокрушайся так — это недостойно. У меня для тебя есть спе…

— Гхммм! — раздалось из угла. Женщина дрогнула и обернулась, по спине её пробежала волнительная оторопь.

Освещённые огнями двух каминов, взгляды двух дам скрестились словно рапиры — чёрно-белая свора радостно прыгала у стула светловолосой Эстер и лаяла комариными голосами.

— Гхммм… — откашлялась старуха.

— Здравствуй, Берта, — сдержанно промолвила женщина. — Хорошей тебе пряжи и крепкой нити. Я вижу, колесо не устаёт…

— Как называют тебя теперь? — ехидно спросила названная Бертой.

— Звезда со мною повсюду, — туманно ответила Эстер и глянула на Берту, почти не моргая. — И сила, и жизнь.

— Да пребудут они с тобою вечно… — вздохнула старая дама. — Ты не слушай. В моих словах нет зла — я нездорова.

— Нога? — участливо спросила Эстер.

— Ноет, — ответила Берта. — И печёт.

— Приходи ко мне нынче, — радушно пригласила её Эстер. — И возможно, мы оставим боль за дверью.

— Вопрос в том, сколько у тебя выходов и входов, — добродушно буркнула Берта.

— Мы нижайше просим совета, — встряла бабушка. — Надо бы преломить ему путь. Тому…

Все почему-то посмотрели на меня. Я почувствовал себя неловко.

— Ты знаешь, — сказала мне Эстер. — Буду откровенна — у тебя не лучший вид. И она потрогала пальчиками мой глаз. — Я дам тебе один… одну э-э-э, мазь. Ну ты, верно, знаешь… нанеси на раны. Иди к воде, а после омовения — вотри.

И я отправился в ванную.

— Ну и как вы это допустили? — спросила Эстер, пока я выходил в коридор. — Ведь грохот стоял до небес…. И потом Йоль — ведь перемирие… А колесо повернулось…

— У них, — сказала бабушка и новый её голос донёсся сквозь выбитые в кухонной двери стёкла очень отчётливо. — Наверху, в хмарах, свои понятия о мире.

— Нахрап, — гулко сказала Берта.

— И эти жуткие собаки, псы дикие! — добавила Анаит. — Такой страх.

— Но ты угощайся, угощайся, — протарахтела Сусанна. — Мы славим тебя — ну хотя бы вот — компотом…

Вода в облицованной желтоватым мрамором ванной била из низенького бассейна, игриво выложенного внутри мозаичными дельфинами. Колонка явила собою несколько ненатуральный — анилиновых оттенков, розовый куст, растущий прямо из стены.

Я разделся и влез в бассейн, слегка цокая зубами — вода была прохладной, а я легко простужаюсь. На пробу, я оторвал несколько ярких лепестков и кинул в воду — она зашлась паром, пришлось сократить количество лепестков до одного, вода стала тёплой, без пара.

Крем и впрямь оказался чудодейственным — после нескольких мазков синяки на рёбрах пропали, равно как и гигантская ссадина на локте, глаз начал воспринимать всё окружающее адекватно — а не размытым пятном.

Подслушанный вопрос застал меня врасплох, я шёл по коридору с опалёнными занавесками к кухонной двери с выбитым стеклом. И на голове у меня было полотенце.

— Насчёт того, чтобы похоронить бланки, я — за, — словно пропела Эстер. — Это в его расчёты не входило. Он ведь из рук ничего не выпускает. Жадный.

— И подлый, — буркнула Берта. — Сволочь редкостная!

— А мальчик, — обронила Эстер. — Он ведь знает, почему за ним охотится Халлекин?

— Виновата я, — сказала бабушка, модулируя в голосе привычную хрипотцу.

— Вы, люди, — прогудела Берта, словно вьюга из трубы. — Никогда не отвечаете ничего даже похожего на заданный вопрос. Кто здесь говорил о твоей вине?

— Раздор — часть творившейся здесь магии, — прозвенела Эстер. — Я это чувствую. И отрицаю.

Кузина Сусанна раздражённо кашлянула.

«Оплакивает пудру, — подумал я под дверью. — Как недостойно!»

Бабушка чем-то позвякала, слышно было, как плещет вода в акванте русалки.

— Он не знает всего, — подвела черту она. — И пока, до того… не хотела бы открывать знание, но так стало…. что… он, что я… То слепая доля… Лос[140].

— Он выпил девять трав и три стихии, — хмуро и хрипло заложила сестру Сусанна. — Обрел Дар. До конца.

Мне стало жарко, и я снял полотенце.

— Итого двенадцать, — подытожила Анаит. — Неплохо для тритана.

Этого моя душа не вынесла.

— Я не тритон! — крикнул я и открыл дверь. Стёкла из неё вывалились окончательно.

— Это ты, — спросила Берта, дёргая пряжу, — научила его не стучать? И подслушивать?

— Я научила его половине того что знаю, — надменно сказала бабушка. — Прошу не язвить.

— Да, — помолчав, заявила Берта. — Мне не нравится его….

— Левая половина? — влез я — Похоже, вас всех не учили обсуждать тех, кто отсутствует?

— Что же ещё прикажешь делать? — спросила кузина Сусанна и отхлебнула компот. — Чего ты туда домешала, Геля? Лимон? Я не разберу вкус…

— И действительно, — сказала Анаит. — Здесь нет ничего дурного, мы заботились о тебе — она сняла с головы «чалму» и двуцветные, чёрные с проседью, волосы рассыпались по плечам.

— Запомню все ваши слова и каждое в отдельности, — злобно сказал я. — Особенно насчёт половины.