Случайному гостю

— Такое, — примирительно заявила она. — Принеси мне одежду верхнюю, Лесик, и себе, — за дзесять минут выйдем.

Первый круг истаял дымом.

Я спихнул безмятежно сопящую кошку на пол и вышел в коридор. Воздух в квартире сделался тёплым, всюду колыхались багряные тени — магию Гостя кто-то пожирал. В углу прихожей валялись лыжи и палки. Я обулся, надел Витину куртку, взял тёти-Женино пальто и бабушкины боты. Из кухни донёсся мощный всплеск, запахло кислым и сыростью, и подозрительно знакомый голос прокричал с плохо скрытым смущением:

— Ой, тётя Лена, гутен таг… нахт, шо я только не перенесла, какая вы правая, а я дура! Да, дурра — и приму любую кару. Можете начинать… И так — одно страдание…

Голос сделался льстивым, тонким и мерзким:

— Так как, будете бить по лицу или заберёте пол-здоровья? — поинтересовался он. Я вошёл в кухню.

— С удовольствием сказала бы «да» и забрала б у тебя что-то, — заверила бабушка и дёрнула оба рукава. — Тылко ты Лоруся, то утратила. Давно.

— Ой, — сказала Лора, завидев меня в дверях. — То ты, майне шпицель? Не гляди на тётю Лору. Тётя Лора такая дура, — закончила она и подмигнула мне распухшим глазом. — То вы, тётя Лена, про неви… — хихикнула она поредевшим ртом.

— О забытом, — отозвалась бабушка. — Про совесть.

Лора склонила разбитую голову.

— Говорите, тётя Лена, — сказала она глухо, будто квакая, — вам я не скажу «нет». Ни в этот раз, ни в следующие… Но… но, но что я получу? — она умоляюще глянула на нас всеми оттенками синяков. — Он мне поломал шесть пальцев, ой тётичка Леночка, какая он сволочь, не я ведь установила правила. Он мне полголовы ободрал, при всём болоте, такой стыд. Бил и плевал.

— Треть от сегодняшних пузырьков на чае, — сказал я и побросал обувь на пол.

— Шототакое… — довольно вякнула Лора и скривилась, потрогав собственную переносицу.

— Свидетельствую в договоре, — быстро проговорила бабушка. — Да будет так.

Второй круг — широкая лента зеленоватой водицы, в момент высох. Из аквариума повалил пар, вода в нём вскипела. Лора с видимым усилием исчезла, оставив по себе пивной дух.

— Но тебе не стало равных в гендле[149], — одобряюще заявила бабушка. — Тебя там не били по лбу? Не дули в очи?

— Всё больше валяли в грязи, — оскорбился я. — Я действую в общих интересах. И насмешки ваши впустую, не ожидал.

— О, — произнесла бабушка. — Ажистократ! Юный шляхтиц.

— Речь пойдёт про исправление, — обратилась она к воде и огню. — И прошу о возвращении, — буркнула она и открыла банку. Третий круг обозначился пылью и кварцами.

— Вам лишь бы орать, — сварливо заявило существо из неё, выбираясь на стул и увеличиваясь в размерах. — Нет чтобы подумать про тех, кто отдыхает.

Вакса взъерошилась и зашипела в его сторону.

— А ты вообще без слов, — ответило оно. — Нелишне молчать в таком положении.

— Ежели тебе то такая тенскнота и шум — запакую назад, в слоик уютный, — равнодушно сказала бабушка. — Будешь звеселяться за горохом. То так интеллектуално.

— Что ты намерена просить? — ворчливо спросило существо.

— Я в том состояни, что требую, — произнесла бабушка. — Смотрю, ты нахватался непокоры, там посреди шляп? То всё ртутна пара — она покалечила тебе ум.

— Прошу извинения у Хозяйки и обязуюсь исполнить требование во имя четырёх земель, — проскрипело существо и отвесило скупой поклон.

— Мы свидетельствуем об услышанном, — сказали из разных углов Вода и Огонь. — Во имя Матери матерей, слово сказано.

— Слово услышано, хвала Богу, — довольно сказала бабушка. — Тебе разрешаю взять здесь треть растущего в земле, — обратилась она к существу. — Но не более.

Существо состроило на личике скорбь.

— Так ты похож на кобольда, — радостно сообщил я. — Или на мандрагору, пропавшую такую, с гнильцой.

Существо зыркнуло на меня и отвернулось. Вакса кратко мяукнула.

— А то как же, — сиропно сказала ей бабушка. — Попантруй их тутай. Моя урода. Лесик, мы уходим, как я оденусь. Нам не место тут на полчаса.

— Не иначе, как за сурпрызой, — отозвался я.

— Свою нашла давно, — тонко заметила бабушка и надела тёткину куртку.

— Ну и где тот клад? В пенале? — спросил я, ожидая шпильки.

— То ты, моё золотко, — заявила бабушка. — Правдывая сурпрыза…

И мы, после того как бабушка с кряхтением натянула сапоги, вышли на галерейку.

— Деяние! — сказала бабушка, обернувшись на пороге и захлопнула дверь за собою. Из квартиры донёсся грохот и шипение. Что-то хлопнуло. Потянуло дымом.

— Как Зоня с Яной обойдутся без своих цурпалок[150] в горах? — довольно спросила бабушка. — Вот что тайна и загадка.

— Я помню ещё несколько загадок и одно обещание, — обратился я к звёздам. — Я вас, бабушка, слушаю внимательно, вы ведь не соврали?

Небо было темно и пусто, луна красовалась в дымке — к морозу. Город затих в предчувствии вифлеемского утра, ожидая светлый праздник, словно пастушки в древней пустыне — зная, радость грядёт. Завтра, завтра, завтра — теперь, иногда, это слово кажется мне злым…