Случайные гости

— Я ничего не полагаю, я говорю тебе то, что есть. Нас с Адой поселили вместе, как будто действительно знали, что мы муж и жена. При этом, обрати внимание, Алёну с Ваней, хоть они и кровные родственники, расселили. Может, кстати, поэтому и расселили, что они явно не могут быть парой. И при этом тебя, Жень, тоже не поселили с Алёнкой. То есть, они предположительно имеют представление об институте брака и общие моральные нормы у них близки к нашим. Ну, или они действительно ознакомились с нашими документами, — с иронией резюмировал дядя.

Некоторое время мы продолжили делиться впечатлениями. Ни к каким выводам, разумеется, не пришли, но хоть наговорились вдоволь: сидеть в одиночестве и тишине устали все. Да особенно и не пытались, сосредоточившись на простом и понятном. Василич (при поддержке брата) пожаловался на кормёжку и посокрушался об отсутствии мяса, я поплакалась о невозможности нормально вымыть голову, тётя Ада поворчала обо всём сразу — и о ненормальном рационе, и об отсутствии распорядка, и об антисанитарии. И всем стало легче. Как оказалось, сильнее тяготили не условия содержания, а невозможность поделиться с кем-то собственным возмущением и получить согласие и искреннее сочувствие от близкого человека.

Мы обнаружили, что ведущие в соседние комнаты арки не исчезают и не пытаются снова изолировать нас друг от друга. Но стоило кому-то выйти, проём затягивался мутной голографической завесой. То есть, понятие личного пространства нашим тюремщикам было знакомо. Поначалу все сошлись на том, чтобы остаться спать вместе, но постепенно к этой идее остыли и решили понадеяться на авось. Слишком привыкли все спать именно так, как нас расселили. Василич честно сообщил, что храпит, Ванька сопел и ворочался (он с раннего детства так спит), дядя тоже похрапывал, а лично я привыкла спать в тишине и не могла уснуть под любые шорохи. Поэтому разбрелись в итоге по своим камерам, оставив в одиночестве и брата; так получилось, что именно его закуток оказался посередине и стал местом общего сбора.

Утро у меня началось уже знакомо, с чужого пристального взгляда. Хотя, наверное, не такого уже и чужого: к нашим тюремщикам в целом и этому меломану в частности я уже начала привыкать. И не удивилась, обнаружив его на том же месте в той же позе. Мужчина сидел и внимательно наблюдал за мной, терпеливо дожидаясь, пока я проснусь. Может, мне почудилось, но сейчас он действительно выражал всей своей позой именно ожидание. Исполненное терпения, человеческое, а не безразличную неподвижность выключенного механизма. Сложно было объяснить, в чём разница, но впечатление у меня сложилось именно такое.

— Как тебя зовут? — первым делом поинтересовалась, твёрдо настроившись извлечь из наладившегося контакта максимум пользы. — Я — Аля, а ты? — переспросила, потому что тюремщик продолжал молча на меня таращиться. — Как твоё имя?

— Имя? — переспросил он. На пару мгновений прикрыл глаза, а потом проговорил — неуверенно, с вопросом, даже как будто едва заметно нахмурился. — Сур?

— Наверное, — я растерянно пожала плечами. — Тебе виднее. Хорошее имя, — похвалила на всякий случай. — Сур, спасибо, что вы разрешили нам общаться между собой. Для нас это очень важно, понимаешь?

— Да, — без раздумий согласился он.

— А для чего в таком случае вы сначала нас разделили? — осторожно полюбопытствовала я.

— Так получилось, — после короткой паузы проговорил собеседник, причём у меня сложилось впечатление, что ему попросту не хотелось объяснять. — Музыка. Сыграй? Пожалуйста, — осторожно попросил он. Хоть мужчина по — прежнему говорил не связными предложениями, а отдельными словами, произношение его определённо стало уверенней, а голос — менее надтреснутым. И я готова была поклясться, что в речи чужака начали проявляться эмоции. Пока ещё бледные и неуверенные, как будто он пытался вспомнить, что это такое, но слишком отчётливые, чтобы продолжать списывать это на собственную фантазию.

— А у тебя не будет из-за этого проблем? — на всякий случай уточнила я, послушно беря в руки скрипку. — Извини, но ты ведёшь себя… иначе. Это не страшно?

— Нет. Всё хорошо, — заверил он меня. — Я выбрал.

— Выбрал что? — подозрительно поинтересовалась я.

— Не важно, — вновь отмахнулся он, и я решила пока прекратить расспросы. Пожалуй, сейчас стоило запастись терпением. С самого начала стоило, но сейчас я, кажется, была на это способна. А там, глядишь, действительно удастся разобраться, в чём дело.

Сейчас я играла почти механически; куда сильнее музыки меня занимала реакция единственного слушателя. Он сидел, прикрыв глаза, и тихонько подпевал себе под нос, а под одну мелодию даже начал тихонько покачиваться из стороны в сторону явно в такт. Вот уж действительно — меломан…

Во время концерта в комнату настороженно заглянул Василич, — ночью «занавеска» звуки не пропускала вовсе, а теперь, кажется, начала, — окинул нас обоих очень озадаченным взглядом, медленно кивнул и точно так же тихонько скрылся. Видимо, заглянул удостовериться, что всё в порядке.