Случайные имена (СИ)

Дело в том, что Сюзанна ошиблась, и фамилия Александра Сергеевича была не Лепшин, а Лепских, хотя опять же — какого Александра Сергеевича Сюзанна имела в виду? Впрочем, вопрос можно сформулировать иначе, и тогда все встает на свои места: кто такая Сюзанна и какое право имеет она говорить о нашем добром знакомом, Алехандро (исключительно для разнообразия, но это ведь не хуже, чем по имени/отчеству, не так ли, Александр Сергеевич, спрашиваю я, так, милостивый государь, истинно так, соглашается Алехандро) Лепских, который о ее существовании, как говорится, знать не знает и ведать не ведает, что не мешает, однако, самому господину Лепских прекрасно существовать под небом, хотя насколько прекрасно — это особый вопрос. Так вот, инкогнито раскрыто, необходимое уточнение вроде бы как внесено, можно переходить к делу, то бишь к повествованию, то есть вновь плести кружева сюжета и — опять же — начать надо с того замечательного утра двадцатого июля одна тысяча девятьсот девяносто какого–то года, когда ровно в одиннадцать часов утра раздался телефонный звонок и милейший человек, добряк и бонвиван (странное уточнение), стройный, хотя и давно уже облысевший, сорокалетний (почти, надо заметить, чуть–чуть не хватает) мужчина с уже известными нам именем–отчеством–фамилией, то есть Александр Сергеевич Лепских взял трубку и пришел в большое недоумение, ибо заговорили с ним на замечательном английском языке, впрочем — судя по раскатистому «р», скороговорке и иным деталям, говорящий был американцем, но опять же — для Александра Сергеевича, милейшего и добрейшего Алехандро, это не имело никакого значения, ведь единственным языком, на котором А. С. Лепских изъяснялся более чем грамотно, был русский, английский же со времен окончания высшего учебного заведения (большого, но провинциального университета, в котором Алехандро изучал классическую филологию, перемежая эти штудии пропуском лекций по соцреализму и прочей абракадабре, впрочем, давно это было, грустно улыбается Алехандро, скобка закрывается) он подзабыл настолько, что мог сказать лишь несколько фраз, приводить которые мы не будем, ибо не в них дело, а в том, что поначалу Александр не мог врубиться (въехать, включиться) в то, что вещали ему с той стороны телефонного провода, то бишь из–за океана, из города то ли Круффельд, то ли Скроуффилд (обязательно с двойным «ф»), алло, кричал Алехандро, алло, ему снова начинали что–то втолковывать, ай донт андэстэнд, взмолился наконец Александр Сергеевич и добавил: если можно, по–русски! На том конце телефонного провода, за океаном, в городе то ли Круффельд, то ли Скроуффилд (и еще раз обязательно с двойным «ф»!) опомнились, и возникла заминка, но продолжалась она не больше минуты, затем в трубке раздался ломаный (как и положено в таких случаях) голос с невообразимым (что тоже как бы положено) акцентом, который и повторил улетучившуюся в никуда английскую речь заново, но уже на приемлемом для А. С.Лепских уровне понимания, что и попытаемся воспроизвести.

— Это господин Лепских?

— Да, да, это господин Лепских…

— Вам звонят из города Скриффельд, штат (тут опять делаем прочерк, ибо вновь слышна английская невнятица), что в Соединенных Штатах Америки, то есть вам звонят из Соединенных Штатов Америки, вы нас хорошо слышите?

— Хорошо, — отвечает Александр Сергеевич, безмерно удивляясь тому, что он и в самом деле хорошо слышит.

— Вам звонят из университета имени (тут вновь следует пропуск), с кафедры славистики, мы хотим вас поздравить, господин Лепских…

— С чем же это? — интересуется Алехандро.

— После долгих размышлений именно вам решено присудить премию Крюгера за лучшее исследование в области триллера, саспенса и хорор–сториз…

— А, — говорит обрадованный Александр Сергеевич, — но что, собственно, вы имеете в виду?

— Это г-н Лепских? — слышится на том конце провода.

— Да, да, это Александр Сергеевич Лепских…

— Вы занимаетесь исследованиями средневековой литературы с одновременными экстраполяциями в маргинальные эстетические и хронотопические пласты?

— Да, да, — удовлетворенно хмыкая от подобной осведомленности, заявляет Александр, удивляясь лишь той бодрости, с которой анонимный представитель кафедры славистики произнес всю эту неудобоваримую галиматью.

— И вы написали работу под названием «Эстетические интерпретации образа дьявола и их воздействие на харизму читателя»?

— Я, — гордо отвечает Александр Сергеевич, приосанившись и расправив плечи.

— Повторяем. В таком случае именно вам, глубокоуважаемый (на этом слове университетский аноним спотыкается, отчего получается некое «глбквжм») господин Лепских, вручается почетная премия нашего университета, учрежденная благотворительным фондом Крюгера и составляющая в твердой валюте… — Тут вновь пауза, но уже не из–за того, что смолк аноним, а лишь потому, что сердце Александра Сергеевича забилось так, что заглушило на какое–то время заокеанский ломаный русский.

— Простите, сколько? — переспросил он, успокоившись.