Случайные обстоятельства. Третье измерение

— Увидимся, — кивнула Мария Викторовна. Она взглянула на Володина и уловила в его глазах некоторую растерянность.

Что ж, спасибо, что все-таки не надеялся на быстрое согласие. Просто, значит, блефовал на всякий случай, чтобы не упрекать себя потом в нерешительности, в упущенной им возможности...

От этой мысли, от такого предположения ей как-то легче стало, и она улыбнулась.

— А когда завтра? — решил уточнить Володин.

— Утром, — вздохнула она.

Не находя на ее лице хоть какого-то смущения, Володин даже разочаровался немного: опять все катилось по освоенной дорожке и дальше, с каждой минутой, или часом, или днем, — какая разница? — должно было становиться все менее и менее интересным, хотя пройти, разумеется, следовало всю эту дорожку — может же встретиться и что-то неожиданное?

Да, но утром он уж никак не мог: с утра проворачивание механизмов, доклад старпому, принять от Евдокимова перископ, отправить его в отпуск, откорректировать карты. И вообще, что это за манера — встречаться утром?

— К сожалению, с утра я вынужден отдаться службе, — сказал Володин.

— Об этом и говорю, — улыбнулась Мария Викторовна. — Я тоже с утра, на лодке. Так что непременно увидимся.

Володин не нашелся что ответить. Все-таки неожиданно это все было, почти как-то вероломно, но очень уж наглядно — он даже зауважал ее. А тут и танец закончился.

Мария Викторовна высвободилась и сказала насмешливо:

— Вот когда благодарить надо, Сергей Владимирович. Рассеянный вы очень.

— Виноват... Большое спасибо, — сказал Володин, так и не придумав, как же ей ответить, пока они возвращались к столу.

Матросский духовой оркестр, руководимый пожилым молодцевато-подтянутым мичманом в белых перчатках, играл без устали, словно пытался хоть этим как-то возместить острую нужду зала в женском обществе.

В отличие от штурмана все остальные, кто приглашал Марию Викторовну на танец, вели себя с ней безукоризненно, со старомодной, трогательной и смешной учтивостью, хотя с доктором она все же изрядно натерпелась. Он оказался поразительно глухим к ритму, неуклюжим, все время наступал ей на ноги и, в неимоверной сосредоточенности своей, вовсе не замечал этого. Мария Викторовна сама повела его в танце, а так как он упорно молчал, пришлось еще и разговорами его занимать.

Провожая ее на место, Редько совершенно убежденно вдруг заявил:

— По-моему, мы хорошо потанцевали.

— О да! — только и нашлась она. — Замечательно!..

Склонившись к микрофону, мичман в белых перчатках торжественным, многозначительным голосом сообщил, что на следующий танец приглашают дамы.

— Не хотел бы быть женщиной, — сказал Редько. — За целый вечер всего однажды и дают выбрать.

— Ну, в женской доле это еще не самое большое неудобство, — улыбнулась Мария Викторовна. — А скажите... Командир ваш... он танцует?

Редько издали посмотрел на Букреева, и, видимо, одно лишь представление об их танцующем командире развеселило его.

— Никогда не видел, — тонко хихикнул Редько. — Но было бы интересно взглянуть...

— Попробую вам помочь, Иван Федорович.

Чувствуя, что, промедли она хотя бы миг, ей уже и вовсе не решиться на такое, Мария Викторовна подошла к Букрееву.

— Юрий Дмитриевич, а командиру можно танцевать?

Букреев поднял голову. Мария Викторовна стояла перед ним, улыбаясь. Этого еще не хватало! Во главе с командиром — какие-то танцульки устроили!..

— Уставами как будто не запрещено, — буркнул он. А что он мог ответить? Сказать: не хочу?

Вставая уже, Букреев в нерешительности оглянулся, случайно посмотрел на Филькина, а тот, по-своему истолковав это, поощрительно закивал. Ведь единственным здесь человеком, по мнению Филькина, единственным, кто заслуживал танцевать с ней, был его командир. Все же остальные были, в конце концов, как он, Филькин, такие же, как он. И прав у них было не больше, чем у него, а если учесть, что Мария Викторовна появилась среди них благодаря его настойчивости...

— Филькин, — раздраженно сказал Букреев, — вам уже табанить пора.

Давно, еще с первых курсантских лет, когда они занимались шлюпочными гонками, Филькин усвоил, что слово «табанить» означает грести обратно, от себя, осаживая или разворачивая шлюпку, но какое это сейчас могло иметь к нему отношение — он не понял.

— Есть, — ответил Филькин, подумав с обидой, что в любом случае можно бы сделать ему замечание и не в присутствии Марии Викторовны.

Дома он, наверно, совсем другой, решила Мария Викторовна, удивляясь, что танцует Букреев легко и свободно. Вот уж не ожидала... Ну конечно, дома же он как бы в гостях, и то, от чего нам хочется иногда отдохнуть, — для них ведь все это награда, праздник... И жена у него, должно быть, красивая. Здесь, в городке, вообще много интересных женщин... И сын у него... Нет, пожалуй, двое детей — мальчишка и девочка...

— Юрий Дмитриевич, а биографией уставы не запрещают интересоваться?

— Чьей биографией?

— Офицера...

«Быстро, однако, клюнула...» — подумал Букреев.

— Ладно, в порядке исключения — скажу. Отличный специалист, женщинам нравится, холост...