Случайные обстоятельства

После доклада вопросов было сравнительно немного. Кто-то из задних рядов, что под самым потолком, сказал:

— Новое направление ваших исследований потребует в скором времени отказать в стационарном лечении десяткам больных, которые будут уже «не вашего» профиля. Вы подумали об их судьбе?

Видимо, поликлинический врач, понял Каретников. Оттого и беспокоится, куда же ему потом направлять таких больных. Но мог бы, пожалуй, и покорректнее сформулировать свой вопрос, да и сам тон слишком задиристый, «не по чину», словно в чем-то обличает...

— Да, мы подумали об этом, — чуть улыбнулся ему Каретников, показывая молодому коллеге, что понимает причину его беспокойства. — Таких больных вы сможете направлять в любые общехирургические учреждения. Договоренность с горздравом уже есть... Но зато мы возьмем к себе тех, для кого в городе вообще не налажена пока никакая специализированная помощь.

— Удовлетворены ответом? — спросил председательствующий.

— Спасибо. Удовлетворен.

Еще был вопрос:

— Вы — хирург! — больше всего говорили о противопоказаниях к оперативному вмешательству. Это, согласитесь, странно...

— Разве? Я исходил из того положения, что, как любил подчеркивать мой учитель Александр Иванович, операция, в конце концов, это всего лишь вопрос техники. Воздержание от нее — это уже область ума.

— Допустим, что мы умные...

— Не надо, — попросил другой голос из зала.

— Нет, а все-таки, — не унимался первый, обращаясь к Каретникову, — где прочитать подробнее о технике вашей операции?

— Месяцев через восемь — в «Вестнике хирургии».

— Долго ждать!

— Это еще по блату! — улыбнулся Каретников.

Еще вопрос:

— Если я правильно понял, в результате предложенной вами методики частота рецидивов уменьшилась на семь процентов. Всего на семь?!

— Конечно, не густо, — согласился Каретников. — Хотелось бы большего...

— Но стоит ли тогда овчинка выделки?

«Скорняк какой нашелся», — подумал Каретников. Не так откровенно, как этот парень, но и Сушенцов ему намекнул про эту самую овчинку... А недавно молодец из «скорой помощи» сказал, например, соседям: «Что вы хотите? Значит, не могли раньше приехать! Были помоложе больные. А ей, извините, пора уже...»

Мы в свое время только вслух это не говорили — или все же действительно даже не думали так?

— Тут, наверно, лишь один выход, — сказал Каретников, — на себя примерять... Исследовано сто четырнадцать случаев. Все, разумеется, понимают, что речь идет о летальных исходах. Следовательно, восемь человек из них жили бы до сих пор. Если вообразить себя на месте кого-нибудь из них... Когда альтернативы просто не существует — так ли уж мала эта цифра?

Председательствующий, озабоченно взглянув на часы, спросил, нет ли еще каких вопросов к докладчику, и то ли жест его всем напомнил о позднем времени и каждый именно сейчас почувствовал усталость, а может, и то еще, что как-то не хотелось представлять себя на месте кого-нибудь из тех, кто мог бы жить, но уже не жил, — вопросов после этого больше не было, и председательствующий прибегнул к той обычной, всеми ожидаемой формуле, которая тем не менее всегда льстит самолюбию докладчика:

— Разрешите поблагодарить Андрея Михайловича за интересное сообщение...

8

Судьба докторской диссертации подвержена чаще всего той закономерности, что либо сидишь над ней как проклятый и делаешь ее в несколько лет, либо тянешь с этим годами, и тогда чем больше проходит времени, тем призрачнее надежда, что вообще когда-нибудь закончишь ее. Видимо, и Иван Фомич слишком долго писал свою докторскую, чтобы теперь, по прошествии многих лет, даже самому серьезно верить в благополучный исход.

Находить при шефе время для долгих и кропотливых исследований было, конечно, нелегко, потому что покойный Александр Иванович во многих своих идеях, которыми он щедро делился, был интуитивно настолько уверен, что часто они уже считались им как бы вполне осуществленными. Потом та или иная из его догадок и в самом деле подтверждалась где-нибудь в других институтах, но останавливаться надолго для проверки каких-то досадных частностей он не желал, ему это было неинтересно. Он все время был первопроходцем — с теми, видимо, почти обязательными потерями, когда, стремясь и стремясь вперед, даже не всегда успеваешь застолбить, как-то обозначить своей фамилией ту местность, которую оставил за спиной, и теперь уже другие, пришедшие сюда после тебя, хотя и не открывают этих земель, а все же именно они скрупулезно разрабатывают ее недра и по-настоящему пользуются ее плодами. А Александр Иванович только морщился, выходил из себя, если случалось, что кто-то из его сотрудников чересчур, по его мнению, надолго застревал на чем-нибудь конкретном.

— Не получается? — удивлялся он, выпятив свою челюсть, большую и тяжелую, как у бульдога. — Странно. Должно получиться. Тогда вот что давайте... — И он предлагал нечто совсем другое, очередную какую-нибудь заманчивую идею, но уже никак с предыдущей не связанную.