Чтобы сохранить едва теплившуюся жизнь капитана, приходилось предпринимать энергичные меры. Состояние его, согласно датчикам приборов, менялось с почти калейдоскопической быстротой. Техника, кибернетика в таких случаях пасовали. Только человек с его интуицией мог практически мгновенно решить, какие меры принять в данную минуту. И не любой человек, а единственный в мире – Женевьева Лагранж.
Зоя находилась с ней рядом, неотлучная, словно тень.
Только под утро состояние Торопца стабилизировалось.
– Теперь все, – устало сказала Женевьева, вытирая салфеткой потный лоб. – Кризис он преодолел. Даю тебе пару часов свободного времени.
Зоя помчалась к Андрею, а Женевьева прикорнула прямо у пульта, свернувшись калачиком на жесткой софе. Проснулась она внезапно и в первые мгновения не могла сообразить, что произошло. Бросилась к приборам на пульте – они показывали, что все спокойно. Но какой-то тихий посторонний звук время от времени буравил мозг. Ага, вот! Сигнализирует экран внешнего вызова. Она вздохнула, подошла к нему, включила прием. На экране проступило лицо Макгрегора.
– Алонд? – удивилась Женевьева. – В такую пору?
– Седьмой час утра, – сказал Макгрегор. – Как прикажете вас понимать: слишком поздно или слишком рано?
– Боюсь, слишком поздно.
– Каково состояние капитана Торопца?
– Ремиссия, – коротко ответила Женевьева. – Но она наступила только под утро. Пришлось поволноваться и нам с Зоей, и всему персоналу. А какие новости у вас?
– Только что был на Пятачке. Проверил готовность синтез-поля для приема «Анастасии». Собственно, это целый космодром… Жсневьева, как у вас со временем? – неожиданно спросил Макгрегор.
– Теперь полегче, – ответила Женевьева, поправляя прическу. Она все еще не могла прийти в себя после короткого сна, столь внезапно прерванного.
– Я бы хотел встретиться с вами.
– Снова совет? – удивилась Женевьева. – Вы нас слишком часто собираете, Алонд.
– Я хотел увидеть только вас. Кое-что решить.
– Вдвоем мы ничего решать неправомочны, – ответила Женевьева полушутя-полусерьезно. – Давайте уж лучше и впрямь соберемся все. Тем более за эти дни у нас образовался довольно дружный коллектив единомышленников.
– А что, это идея, – согласился Алонд. – Отметим завершение очередного витка эксперимента. А где соберемся?
– Тут уж вы командуйте, – произнесла Женевьева, которая немного пришла в себя. – Вы наш шеф.
– Шеф-то шеф, да не очень покладистые у меня сотрудники, – буркнул Макгрегор.
– Сотрудники – золото! – возразила Женевьева. – Таких еще поискать.
Алонд подумал.
– Давайте соберемся вечером в горном кафе, – предложил он.
– Горное кафе? – подняла ресницы Женевьева. – Я там не была.
– Я тоже не был.
– Где это?
– Близ конечной станции горного фуникулера. Говорят, там очень красиво: прозрачный зал висит над самой пропастью.
– Припоминаю, мне Зоя как-то говорила об этом кафе, причем была ужасно огорчена, что его там построили.
– Почему?
– Не объяснила.
– Ее нынешнее состояние нетрудно понять, – вздохнула Макгрегор. – Надеюсь, в дружеском кругу она немного придет в себя.
– А у меня сюрприз.
– Для меня? – оживился Алонд.
– Не будьте эгоистом, – улыбнулась Женевьева. – Для всех.
– Какой же?
– Потерпите до вечера. Значит, до встречи, – сказала Женевьева и отключила экран.
14
Когда созреют гроздья звезд,
Расправит плечи млечный мост,
И тишь падет росою жадной,
И отдыха настанет срок,
И августовский ветерок
Повеет сыростью прохладной,
Тогда раскроется душа —
Читай ее, листай страницы!
И из небесного Ковша
Тебе захочется напиться.
Приглашение Макгрегора, о котором рассказала Женевьева, произвело на Зою Алексеевну странное впечатление.
– Это будет в том сооружении, о котором я тебе говорила? – переспросила она. – Возле конечной станции фуникулера?
– Ну да.
– Над пропастью?
– Ага, – кивнула Женевьева. – Оттуда, говорят, открывается потрясающая панорама. Даже медцентр увидишь. И Пятачок…
– Нет, не пойду, – решительно отказалась Зоя. – Ты ступай, а я останусь с Сергеем.
– Неудобно, Зоенька. Я обещала, нас будут ждать. А Сергею, сама видишь по приборам, сейчас лучше, персонал за ним присмотрит, автоматы, белковые…
– Нет.
– Какая муха тебя укусила? – удивилась Женевьева. – Может, в пропасть боишься свалиться?
– Скажи, – спросила Зоя после продолжительной паузы, – у тебя есть в жизни памятные места?
– Конечно, – пожала плечами Женевьева. – Мне немало пришлось поездить по белу свету, побродить с альпенштоком, походить под парусом спортивной яхты. А на память я не жалуюсь.
– А есть места, связанные с чем-то сокровенным, глубоко личным? – продолжала Зоя.
Женевьева задумалась.
– Есть, пожалуй, три-четыре таких места, – произнесла она. – Но об этом очень трудно рассказать.
Зоя кивнула:
– А есть среди них такое, куда тебе тяжело возвращаться?
– Есть такое, – глухо сказала Женевьева.
– Тогда ты должна понять меня.