Случайные смерти

Фредди перегнулся через стол, посмотрел на часы Уиллоуса.

– Двадцать минут седьмого, Фредди.

– Сейчас явятся. Я когда вас сегодня увидел, я глазам не поверил. Надо же, столько месяцев ни слуху ни духу и вдруг – опля. – Фред-дина улыбка была такой искусственной, словно он надел чужие зубы.

Паркер спросила:

– Сколько их?

– Двое, но почему-то всегда кажется, что гораздо больше. Главный – итальяшка-карапуз. В шестерках у него черный хмырь. Зовет себя Ворон. Понятия не имею, как его настоящее имя, только не Билл Косби. Они заявляются сюда, пьют, закусывают…

Уиллоус сказал:

– Можешь описать их – кроме того, что они любят поесть?

Фредди расправился с очередной ледышкой.

– У черного револьвер нечеловеческих размеров. На прошлой неделе, когда я отдал его боссу триста пятьдесят, он, знаете, что сделал?

– Что, Фредди?

– Велел закрыть глаза и открыть рот и положил мне на язык пулю. Засунул мне в рот пулю, Джек. И заставил проглотить. Это больная психика или что?

– Они тебе угрожают?

– А то. Сказали, если я буду выступать, черный хмырь приставит к моей голове пистолет и будет жать на курок, пока останется во что стрелять.

– Это, безусловно, угроза, – подтвердила Паркер.

Уиллоус повертел в руках бокал. Взглянул мимо Фредди в сторону стойки и сказал:

– Не волнуйся и делай, что скажу.

– Джек, я вряд ли смогу.

Паркер взглянула на двух бандитов, которые двинулись в их сторону. Итальянец, который называл себя Дино, немного смахивал на Эла Пачино, только мозгов и привлекательности Пачино ему явно не хватало. Было, конечно, и еще одно весьма существенное отличие. Пачино – чрезвычайно талантливый актер, а Дино – крайне плохой.

Негр, Ворон, был высок, широк в плечах и узок в бедрах. Шеи у него не наблюдалось. Черные джинсы были заправлены в высокие, до колен, черные кожаные сапоги с блестящими металлическими бляхами на голени и заостренных носах. Волосы коротко подстрижены. Черная шелковая рубаха болталась поверх джинсов. По тому, как он шел и как держал руки, Уиллоус заключил, что его револьвер заткнут за пояс джинсов.

У Дино было лицо цвета переспелого банана, дымчато-зеленые глаза. Одет в стильный легкий хлопчатобумажный костюм и остроносые черные туфли. Длинные черные волосы зачесаны назад. Голос звучал так, словно он каждое утро полоскал горло чашкой теплого оливкового масла.

– Скажи своим друзьям, Фредди, чтобы закруглялись.

Фредди сказал:

– Жми, Джек.

Уиллоус взглянул на Паркер:

– Поймай машину, милая.

– А?

– Давай, солнышко!

Паркер, скромно потупившись, выскользнула из-за стола. Ворон указал на Уиллоуса.

– Ты тоже, начальник.

Уиллоус откинулся на спинку дивана.

– У нас с Фредди уговор: я шага не сделаю, пока вы, кретины, не вернете ему деньги.

Ворон сказал:

– Чего-чего-о-о?

Дино положил обе руки на стол и наклонился к Фредди:

– Пятьсот зеленых, столько ты мне должен. Выкладывай, а то твои клиенты пожалеют, что у них костюмы не асбестовые.

Уиллоус сказал:

– Ну-ка, Ворон, ты у нас шустрый? – Он сунул руку под куртку и вытащил свой «смит». – Шустрее, чем пуля?

Ворон сказал:

– Не стреляй, парень. Разве что-нибудь происходит? Расслабься.

Несколько часов спустя Паркер вздохнула, растирая ноющую руку. Решив пойти в полицию, она представляла себе всевозможные опасности, но уж никак не подобную. Встретившись глазами с Уиллоусом, она сказала:

– Вечно одно и то же – разборка секунд на десять, а писанина никогда не кончается.

Уиллоус рассеянно кивнул и снова принялся сосредоточенно жевать ручку.

Дино Натаниэля Макгира и негра, именующего себя Ворон, подвергли всем необходимым процедурам: сфотографировали для картотеки, сняли отпечатки пальцев, препроводили в камеру предварительного заключения и уложили бай-бай. Кроме Уиллоуса, Паркер и Эдди Оруэлла, который появился с полчаса назад, в отделе никого не было.

До сих пор Оруэлл молча трудился за своим столом, но тут вдруг спросил:

– Скрепки есть, Джек?

– Есть, и я не намерен с ними расставаться.

– У меня все вышли. – Оруэлл поднял руку, цепочка из скрепок блеснула на свету. А Уиллоус все гадал, над чем это он так долго корпит. Цепочка свисала до самого пола. – Заковать меня, – скорбно сказал он, – посадить на цепь.

Уиллоус и Паркер переглянулись. Паркер спросила:

– Ты выпил, Эдди?

– Пива немного. Я не пьян… я просто… я не знаю… – Оруэлл посмотрел в потолок и выставил руки, словно боялся, что здание вот-вот обрушится. – Раздавлен, вот подходящее слово.

Уиллоусу пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.

– Это не смешно, Джек.

– Ты прав, Эдди. Никто не спорит.

Паркер спросила:

– В чем дело, Эдди?

– Джудит меня ненавидит.

– Не говори глупостей.

– И хочет уйти.

– Ничего подобного.

– Если уже не ушла.

Паркер сказала:

– С чего ты взял? Я видела, что она дает тебе на завтрак. Она в тебе души не чает.

– Когда-то, может, так оно и было. Давным-давно. – Оруэлл обматывал цепочку из скрепок вокруг запястья. – Она беременна. Я сказал, что не хочу быть папой. Что не готов. А она, она взбесилась и сказала, чтобы я убирался и не возвращался.

Паркер переспросила:

– Джудит что? Беременна?

– Ну, во всяком случае, она так думает.

Паркер уселась поглубже.