Река манила ее, притягивала. А что если взобраться на парапет и прыгнуть… Будет ли ее кто-нибудь искать? Хоть кто-нибудь пожалеет, что она исчезла с лица земли? Что ее больше нет? Кто займется транспортировкой ее тела в Москву? Кто будет ее хоронить? А ведь и хоронить-то некому. Нет, пожалуй, умирать еще рановато. Видимо неправильно как-то она живет, раз нет у нее близких людей. Что-то она делает не так. Нужно что-то менять. Нельзя больше закрываться от людей. Нужно пускать их в свою жизнь, нужно позволять им становиться близкими. Нужно, чтобы на ее похоронах, которые все равно когда-нибудь непременно случатся, было полно скорбящих. Нужно, чтобы говорили о ней какие-то хорошие слова, чтобы все эти люди сожалели, что такой потрясающий человек покинул этот мир. Может быть, Маруся и права — ради любви можно многое простить. Может быть, ради любви можно многое терпеть. Где ее только найти, любовь-то? «Все происходит в назначенный срок», — Саша будто услышала голос таксиста-психолога в своих ушах. Она оторвала взгляд от темной воды, развернулась и побрела назад в гостиницу. Будем ждать. Она обязательно придет. Любовь. Просто еще не время.
Как только Саша вошла в свой номер, в ее дверь постучали. Это была Маруся. Лицо ее было изрядно заплаканным. Косметика отсутствовала. Она сразу стала вполне обычным, живым человеком, а не глянцевой картинкой. Красота ее как-то потухла.
— Извини, — прошептала она и опустилась на кровать. — Прости, если сможешь. Ты оказалась слишком близка к истине, вот я и вспылила.
— И ты меня прости. Я вообще не должна была всего этого говорить. Какое право я имею вмешиваться в твою жизнь? Забудь все, что я тебе наговорила. Это глупости. У каждого своя правда.
— Нет, нет, не нужно забывать. Знаешь, спасибо, что ты мне все сказала. Я же, понимаешь, я внутри ситуации нахожусь, а тут, благодаря тебе, будто со стороны себя увидела. И, знаешь, такой мерзкой я себе показалась, такой лицемерной.
— По-моему, ты несколько преувеличиваешь, — возразила Саша.
— Разве только чуть-чуть, — Маруся улыбнулась вымученно. — Вот уже много лет я себя обманываю. Плету тонкую, замысловатую паутину лжи. Осуждаю мужа за непрестанное вранье, а сама еще хуже — он-то других обманывает, а я себя. И ведь что самое интересное, у меня получается! Причем очень убедительно получается. Я ведь и в самом деле поверила, что люблю его, что ради этой любви терплю его измены. Унижаюсь, позволяю ноги о себя вытирать. Я и к Богу-то обратилась только от отчаянья. Слишком привлекательной показалась христианская идея смирения. А еще знаешь, такая злорадная мыслишка, о которой я сейчас впервые говорю вслух: воздастся еще моему муженьку-то, воздастся за все грехи его и за все мои страдания. Пусть не в этой жизни и не на этом свете, но воздастся. Зло не должно оставаться безнаказанным. Все меня считают доброй, а ведь я не добрая! Совсем не добрая! В моей душе живет жажда мести. Я ее скрываю даже от себя самой. Подавляю. Мне хочется иногда, чтобы ему было также больно, как и мне. Причем, мне хочется, чтобы эту боль ему причинила именно я. Иногда я мечтаю, что швыряю ему в лицо ключи от нашей квартиры, говорю: «Прощай, я тебя никогда не любила, а только терпела!», и уезжаю в лимузине с красавчиком-миллионером. Или изменяю ему направо-налево, со всеми подряд, без разбору, и все-все вокруг знают об этом кроме него. И все над ним смеются, а он ничего не подозревает. И вот однажды ему все открывается. О! Это было бы для него такое потрясение, такое унижение, узнать, что он самый обычный рогоносец! Я была бы отмщена. Ненавижу себя за эти мысли, но они есть, и я ничего не могу с этим поделать. Ничего… Они приходят снова и снова. — По Марусиным щекам снова ползли хрустальные слезы.
— Послушай, но злость — это же совершенно нормальная человеческая реакция. Он делает тебе больно — ты злишься. Ты же не святая. Только вот… — Саша умолкла.
— Что? — Маруся подняла голову.
— Я боюсь спровоцировать очередную вспышку твоего праведного гнева.
— Говори уж, — разрешила Маруся, — будем считать, что сегодня для меня настал момент истины.
— Хорошо. Но, все же, обещай не швыряться в меня тяжелыми предметами, — Маруся кивнула. — Ты мне, наверное, не поверишь, но твой муж вовсе не злодей. Он просто живет так, как ему хочется. Не думаю, что он сознательно причиняет тебе боль. Он просто живет так, как умеет. И он вовсе не обязан хранить тебе верность. Никто никому ничего не должен. Он не должен хранить тебе верность, но и ты не должна все это терпеть.
— Да я бы рада не терпеть, да выбора у меня нет. Либо терпеть, либо уходить, — Маруся усмехнулась.
— Сама же назвала альтернативный вариант, а говоришь, выбора нет!
— Нет, это не вариант. Мне некуда уходить. Ты совершенно права: у меня нет ни жилья, ни работы, ни денег. Где я буду жить? На Казанском вокзале?
— А всю жизнь ломать себя об коленку, всю жизнь терпеть его выходки, да еще и в любую минуту быть готовой к тому, что тебя могут вышвырнуть на улицу — это нормальный выбор ты считаешь? Это достойный тебя выбор?