Случайные связи

Они вышли из кинотеатра, держась за руки. И сразу окунулись в прохладную темноту августовского вечера. И тут же снова начали целоваться. И почему это раньше Саше не нравилась эта невозможная темень, в которую ее родной город погружался по ночам? Ну, подумаешь, страшно! Подумаешь, совсем ничего не видно! Это же чудесно, что совсем ничего не видно! Сейчас вот никто не видит, как Митька обнимает Сашу на скамеечке. Не видно, как он лезет в вырез ее платьица, перешитого из маминого платья, совсем почти нового, которому еще и десяти лет нет, и надевала-то мама его всего пару десятков раз, потому, что оно ей стало мало. Не видно, как Саша сначала решительно убирает Митькины руки со своей груди, а потом сдается, повинуясь все тому же могущественному томлению в низу живота. Не видно, как он ласкает ее грудь. Не видно, как Саша замирает от стыда и восторга. Никто-никто не видит, как Митька сначала гладит ее коленку, потом рука его сначала робко, а потом уверенно поднимается по ее ноге.

Никому ничего не видно. Все скрывает темнота, слегка подсвеченная неярким светом звезд, размытая смутным Млечным путем. Ничего не видно. Только слышен возбужденный голос юноши:

– Ты такая красивая, такая гладенькая, я хочу тебя! Как же я тебя хочу!

Еще слышно испуганный девичий голосок:

– Нет, нет, пожалуйста, не надо!

Снова мужской:

– Я, как только тебя увидел, сразу влюбился! С первого взгляда! Сашенька, ты такая красивая!

– Нет, нет! – девичий шепот, не очень уже уверенный.

Звуки возни, влажное чмоканье, тяжелое дыхание, вздохи.

– Сашенька, Сашенька! – мужской шепот, – ты такая хорошая, самая лучшая, я люблю тебя!

– Нет! – женский шепот, совсем-совсем тихий, больше уже похожий на «да».

Возня. Звук расстегиваемой молнии. Пыхтение. Вздохи. Вскрик. Еще один вскрик. Стон. Вздохи. Пыхтение. Тихие всхлипывания… С неба падали звезды.

Больше всего на свете ей хотелось принять душ. Только вот душа в Сашином домишке не было. Прокралась в баньку. Поливала себя из ковша холодной водой. Хотела смыть с себя невидимую грязь. Она грязная. Вся грязная. Она навсегда лишилась своей чистоты. Раньше была чистая, а сейчас грязная. И это уже не смыть. Какой позор! Саша поливала себя холодной водой из ковша. Саша умывалась слезами. Грязь не смывалась.

Митька не звонил. Через неделю Саша ему позвонила сама – нашла его номер в телефонной книге. Долго не решалась набрать заветный номер. Ходила кругами вокруг красного телефона, с обмотанной синей изолентой трубкой. Набрала три цифры. Положила трубку. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Снова начала крутить диск. Длинные гудки. Его голос:

– Але.

Саша кладет трубку. Через пять минут снова крутит диск. Длинные гудки.

– Але, – Митьку еле слышно из-за грохота хеви-метал.

– Это я, – говорит она еле слышно.

– Кто это, вас плохо слышно!

– Это я, Саша! – уже почти кричит она. – Как у тебя дела?

– Нормально. Как ты? – Музыка становится тише.

– Тоже нормально, – Саша умолкает на несколько секунд. – Давай встретимся сегодня вечером, – произносит она нерешительно.

– Нет, сегодня я не могу, у меня другие планы, – отвечает он.

– А завтра?

– Завтра я тоже занят.

– А ты вообще хочешь со мной встречаться? – Саша разозлилась, робость ее вдруг куда-то исчезла, осталась только ярость.

В трубке тишина. Саше кажется, что эта тишина длится вечность.

– Нет, у меня другие планы, – наконец, отвечает Митька.

– Но ты же… Но мы же… ты говорил… – лепечет Саша.

– Я тебе ничего не обещал. Это был просто секс. Мне пора бежать. Пока! – короткие гудки.

Вскоре стало известно, что Митька снова сошелся со своей фифой…