Случайные встречи

Люди, которые располагают к себе сразу и надолго, люди, о которых вы вспоминаете с любовью, всегда те, кто обладает не столько чувством юмора, сколько чувством комического. Они умеют вас рассмешить и смешат нарочно, потому что им нравится, когда вы смеетесь. Им нравится смотреть, как вы веселитесь, забыли о споем возмущении всем и вся, ведь почти все мы вечно чем-то возмущаемся, сперва тем, что появились на свет, потом что придется умереть. И конечно же, как раз те, кто склонен возмущаться больше всех, любят смеяться сами и умеют смешить других.

Комедианты глубоко убеждены, что человеческий опыт — не просто гадкая череда совершенно бессмысленных событий, но и невыносимая рутина, которую можно вынести, спасаясь шуткой. Метод комедиантов очень прост — они во всем видят предлог для шутки; и вправду, смешное поджидает вас буквально на каждом шагу, даже — и особенно — в том, что свято для нас, да и для комедиантов.

Но комедианты, о которых я веду речь, не профессиональные актеры, хотя я знавал и сейчас знаю довольно много профессионалов. Знакомство с ними тоже весьма полезно, но большинство из них — жутко скучные люди, на сцене они лицедействуют перед публикой, которая откликается на их игру и с готовностью выражает одобрение, необходимое им как воздух, а когда они не заняты игрой, так сказать в повседневности, они невыносимые эгоцентрики, начисто лишенные воображения. И невероятно, немыслимо напыщенные.

Они убеждены, что все знают их и боготворят; некоторые, приближаясь к восьмидесяти, а уж тем паче к девяноста годам, уверены, что бог заставляет по утрам цветы распускаться, чтобы доставить им удовольствие, а бабочки кружат у них под носом исключительно с той же целью.

Эти профессиональные комедианты, говоря по правде, вовсе не принадлежат к роду человеческому: если они великие, то принадлежат к сонму ангелов, а если бездарны — а таких большинство — к числу обезьян.

Комедианты, которых я имею в в иду, — комедианты в жизни, а не на сцене.

Эти комедианты развлекают своих друзей и своих домочадцев, причем развлекают непрестанно. В моей семье полно таких, но только мужчины способны быть великими комедиантами, хотя моя мать, Такуи из Битлиса, дочь Люси и Минаса Сароянов, жена Арменака, сына Рипсимы и Петроса Сароянов (настоящая его фамилия Ованесян, он взял фамилию Сароян у своего отчима), так вот, моя мать обладала высшим даром подражания, перевоплощения, передразнивания, ничего подобного мне не приходилось видеть; в каждом встречном она мгновенно подмечала все характерное: и в том, как он говорил, и как молчал, и в жестах, и во всей его сути.

У нас в семье очень любили смотреть ее представления, а она постоянно изображала кого-нибудь, потому что ей это нужно было как воздух — передать неповторимость каждого, кого она знала или видела на расстоянии, на сцене, в кино.

Она любила смех и веселье, и она всю жизнь глубоко ощущала печаль рода человеческого — в себе и в тех его представителях, которых она знала.

Читает, бывало, и то и дело отрывается от книги и приговаривает про себя: «Как грустно все это».

15

Так много моих ближайших родственников были психами, что я боюсь писать о них из страха, как бы их дети не сочли, что я выдаю семейную тайну.

Среди дальних родственников тоже есть психи, но я мало их знаю, и им удавалось не выносить свое сумасшествие на общее обозрение.

Мои родственники по отцовской линии помешались на горькой мысли, что рано или поздно им будет крышка или что надо яростно бороться с этой несправедливостью. Почти все у нас в семье — во всем и вся — ищут ошибки, начиная с бога, который порой бывает весьма странным, а порой склонен к глупым розыгрышам, за которые, будь он человеком, его давно следовало убить.

После бога эти безумные Сарояны, хенты, ссорятся с человеческой расой, особенно с той ее ветвью, которая по генетическим, национальным и культурным признакам зовется армянами.

А потом охотник за ошибками доходит и до своих близких, до конкретного рода, принадлежащего этой нации, — до рода Сароянов. А потом до конкретной семьи Сароянов, той, к которой этот печальный человек принадлежит, а затем — до отца своего, странного воплощения глупости и благородства, а потом до своей матери, бедной, невежественной, гордой женщины, а потом уж охотник за ошибками переходит на зверей полевых, птиц лесных и рыб морских.

Очень редко этот человек начинает искать ошибки в себе самом, но если такое случается, берегитесь — иного сказать не могу, — потому что в таком случае вы имеете дело с человеком, который не просто в депрессии, а в буйной депрессии. И хочет он переделать все и вся: бога, человеческую расу, армян, Сароянов и разные институты власти, как, например, Верховный суд США.

Именно в эту высокую инстанцию однажды написал младший брат моего отца Мигран; или сказал, что написал; или пошел к адвокату, может, к Мануку Хамлару, и попросил этого адвоката написать от его имени. Разве недостаточно человеку быть честным и откровенным, а надо еще потерять веру в себя, без которой и жить-то нельзя на свете?