«Ага, особенно как на Лысый Горшок забрались и сидели там, пока Серёга не придумал, как спуститься», – это Расулов сказал, тогда, на пикнике. Я как раз про белые пятна в своей голове подумал, потом на розыгрыш пенял. А теперь все сбылось. Что это означает? Все предопределено? А может, я выполняю заложенную программу, полученную с монитора моего бука? Нет, бред, не может быть, просто совпадение. Тогда почему про первый день, то есть про стычку с Громилой мне никто не говорил тогда? Получается я сам неосознанно повторяю тот путь, который был возможен в той жизни, одна из утраченных в прошлом вероятностей?
Что ж, мечты мои практически сбылись – в горы походом пошли, на вершину я забрался и орал там от избытка чувств, теперь осталось в водопаде искупнуться и на звезды ночью поглазеть. Вот только в ледяную воду в незакаленном теле как-то не хочется.
Б-р-р-р! – даже передернуло всего.
– Ты чего? – это на меня друзья непонимающе таращатся.
– Ничего, – буркнул, – мы уже полтора часа тут валандаемся, в лагере нас, наверное, хватились уже. Идите к бревнам и стаскивайте их к той тропе, где мы в первый раз отдыхали. А я пока веревку сниму.
Направился к вершине. «Надо же, как вышло, – думал я, поднимаясь, – сидели на Лысом Горшке, точней на выступе, а я их вытащил. Напророчил генерал Расулов. Кстати, обрадовать, что ль, Ильяса? Сказать ему, что генералом станет… хотя не стоит. Лучше оставить будущую историю в покое, а то вон какие фортеля выкидывает – не знаешь, что дальше случится? Бабочкин эффект, мать его…»
На полпути к вершине обернулся и обнаружил, что Савин, Расулов и Переходников за мной тащатся.
– Вы чего?
– Серег, мы лучше с тобой, – чуть ли не хором ответили пацаны.
Махнул на них и дальше полез. Поднялся, развязал узел, выбрал веревку, смотал в бухту и сунул Савину, пусть её сам таскает. Затем мы спустились и бревна к тропе носили. Хотя они не такие и тяжелые оказались, но до тропы по откосу лучше все же было тащить по двое.
От лагеря слышались смех и музыка. А ещё ветерком пахнуло так вкусно, что наши животы сразу урчанием откликнулись. Веселятся там, а мы тут корячимся, бревна таскаем…
Кстати, хватит ли их? Ведь народу-то много и костер не один будет… «Хомячить, так хомячить», – решил я. Кто знает, сколько другие дров принесут? И мы вернулись к остаткам. Пока с Ильясом тащил очередную часть ствола, Олег и Женька несколько раз сбегали за сучьями. Уселись отдохнуть.
– Это все вниз? – спросил Расулов.
Нас четверо, по бревну на брата, сразу забрать все не выйдет, а подниматься потом снова что-то нет никакого желания. Эти бы спустить. Приготовить еду хватит, а ночью все в палатках спать будут, не замерзнем.
– Спускаем только то, что отрубили, – решил я, – а понадобится ещё, то пусть другие сюда лезут.
– Верно.
Развернув комлем к откосу, толкнули первое бревнышко. Оно съехало пару метров и ткнулось в корневище толстой ели. Следующее полностью повторило путь первого.
– Этак мы долго их спускать будем, – проронил Ильяс.
– Может, веревкой обвязать? – подал голос Переходников.
– И что это даст? Только меж стволов запутаемся.
– И что теперь, каждый раз их вот так толкать?
До лагеря метров сто по уклону, и весь путь через ельник лежит. Это дикий лес, не лесопосадки, где деревья вряд растут, а тропка, по которой мы сюда лезли, даже слишком извилистая.
– Его бы вовремя поворачивать… – сказал Савин.
– Поворачивать, говоришь? – Я задумался. – А если действительно рулить?
Я вогнал топор в торец бревна.
– Вот и руль. Толкаем, сами держимся и едем.
– Я первый, – кричит Савин и подталкивает обрубок ели мимо корней.
– Ех-ху! – орет он от восторга.
– Ой-ё-ё! – вторю я, съезжая следом.
Теперь все ели мы удачно обруливаем. Уклон достаточный, под деревьями травы нет, голый грунт без камней, едем не быстро, чуть тормозят не до конца обрубленные сучки. Этакий летний слалом на дровах, а вместо лыж – кеды, только носки вверх задирай.
Впереди кто-то удивленно воскликнул. Проехали мимо поднимавшихся в гору ребят. Это оказались Ульский, Раевская, Кигаев. Засмотревшись на них, Савин не замечает ветки поперек пути, врезается, скатывается в сторону, а бревно доезжает до следующего дерева и застревает в корнях.
– Ёлки… – втюхиваюсь в ту же ветку я. Тормозить-то нечем. Моё бревно присоединяется к савинскому. Только я убрался в сторону, как под веткой пролетело ещё одно, а Ильяс, ехавший следом, приложился о ствол, матюкнувшись при этом. Переходников был более удачлив. Он вовремя своё бревно в сторону повернул.
– Их там с дровами ждут, – хмыкает Ульский, – а они тут на них катаются.
– Нас за вами послали, – говорит Лариса, – вы чего так долго?
– Сначала подходящее дерево искали, потом валили, затем рубили, а теперь, чтобы не тащить, скатываем и сами едем.
– Ясно.
– Поехали, – говорю, – есть охота.