— Лучше. Мы с мамой решили уехать отдохнуть на пару недель. Филипп, присмотришь за домом. Марья Ивановна, конечно, здесь будет, но мало ли что понадобится — так что будешь у нее на подхвате.
— Всегда мечтал побывать в подчинении у домработницы, — ворчит брат. — Пап, а может, я здесь не нужен? Мы Марью Ивановну давно знаем, я в ней уверен — она сама со всем справится!
Строгий взгляд отца заставляет его вздохнуть и принять свою участь.
— Понял. Понижение так понижение.
— Отлично.
Отец поворачивается ко мне, но я живу куда дальше брата, поэтому распоряжений не опасаюсь.
— Анжелика, к тебе одна просьба: никаких животных. Никаких. Ни на денек, ни на часок. У мамы сильная аллергия, она слишком чувствительна.
— Вот она, дискриминация! — бухтит брат. — Мальчику — приказ! А девочке — просьба!
— Пап, а с чего вдруг? — удивляюсь я. — Еще вчера вы вроде бы ни в какую поездку не собирались.
— В том-то и дело, что мы давно никуда не собирались. А теперь мне надоело смотреть, как она мусолит эти альбомы. Того и гляди нароет себе новую аллергию. Так что у вас задание, пока нас не будет, — постараться и порадовать нас новыми снимками, чтобы она об этом хламе даже не вспомнила.
— А твой партнер? Дядя Сережа знает, что ты уезжаешь?
— Сброшу ему смс из аэропорта. Дядя Сережа мне теперь должен. Не смог правильно воспитать сына — пусть попыхтит, отработает.
Филипп довольно хмыкает, восхищаясь папиным коварством. Я сочувствую дяде Сереже, но помочь ничем не могу. Тут бы мне кто помог.
— Я тут подумала, — заявляет мама, когда я собираюсь уезжать, — раз ради тортика ты проделала такой длинный путь…
И выносит мне его, почти целый, с собой.
— Мам! Да я ради тебя и папы приехала!
— Спасибо, это так мило… — Она растроганно вздыхает, передает коробку нашей домработнице и распоряжается: — Марья Ивановна, добавьте сюда и ту часть, которую я оставила для Филиппа.
— Почему ты хочешь, чтобы я толстела одна?!
— Папа дал Филиппу хороший коньяк. Вряд ли ему будет до сладкого. К тому же он мальчик.
Я смотрю на брата, а тот мне подмигивает.
— Давай поменяемся, — предлагаю ему.
— Вот еще! У меня мужская радость, у тебя женская — по-моему, все справедливо.
— Но ты же был против дискриминации!
— Не напоминай. Я как раз в фазе смирения. Пить так пить. Ну а на тебя, стало быть, возлагается другая задача.
— Угу. Только если я буду есть так есть, на мне лопнет юбка, а ты мог бы просто расслабить ремень.
Не убеждает. Он только ржет, но меняться отказывается. В итоге он уезжает с коньяком приличной выдержки, а я везу домой «бомбу» для бедер. А еще по пути получаю вдохновляющее сообщение:
«Осталось три дня. Мяу».
Дома я ставлю торт в холодильник на верхнюю полку. Есть я его не планирую, но сразу выбросить жалко: все-таки это труд. Другое дело, когда он подсохнет. Разместившись в гостиной, решаю, пока есть время, заняться устройством котят и размещаю объявления в соцсетях.
Фотографии котят красивые, я надеюсь, что их быстро возьмут. Но лайки под постами идут, репосты идут, а звонки…
— Да?! — я поспешно отвечаю на вызов, едва смартфон оживает.
И зря.
— Ох, Анжелика, милая, я, как только узнала…
Десять минут нытья утомляют, и в какой-то момент я просто делаю сброс. Связь плохая. Бывает.
На этом поток сожалеющих не кончается. Пропущенные звонки, сообщения в вайбере, кто-то вспомнил и про обычные.
Я уже просто не отвечаю. Так, лежу на диване и слушаю писки и гудки. Всех в черный список не поставишь. К тому же со многими мы так или иначе можем пересекаться — в одних и тех же салонах, клубах или даже пекарнях. Слишком большой пласт моей жизни, чтобы его просто вычеркнуть.
Некоторые интересуются Вороновым. Двое знакомых напрямую спрашивали о моих планах на него и намекали, что, если с моей стороны ничего серьезного, они бы были не против…
Разведка боем? Или он действительно произвел на них впечатление?
Я настолько погружаюсь в свои размышления, что на один звонок все-таки машинально отвечаю. И слышу в трубке всхлипывания. Долгие всхлипывания. Приходится даже взглянуть на имя абонента, чтобы убедиться, что никто не ошибся.
Таня. Мы не то чтобы часто общались. Пересекались у общих знакомых, вроде бы милая, скромная девушка.
— Тань, тебя кто-то обидел?
Я слышу, как она пытается перестать всхлипывать, но у нее это получается плохо. Жду, когда она скажет хоть что-нибудь. Если необщительный и малознакомый человек звонит мне, наверное, это и правда что-то серьезное.
— Ты… — выдыхает она спустя долгую паузу. — Ты и Валера… вы были такой… такой… к-красивой парой… Я же… я же, когда смотрела на вас, даже верила, что любовь существует! А теперь…
И она снова заходится в рыданиях, даже горше, чем раньше. И бросить трубку немилосердно, и сказать ей мне нечего. У человека мечта разбилась — что я могу?
Ставлю смартфон на громкую связь, иду к холодильнику, достаю торт и жую под Танины слезы.
— Успокойся, — уговариваю ее, когда она слегка устает. — Все проходит, и это пройдет.
Спустя еще один кусок торта она или начинает мне верить, или вконец устает, но мы прерываем сеанс панихиды.