Дальше мы сидели в тишине. Спустя пятнадцать минут в детскую вошел врач — мужчина лет сорока — в сопровождении Григория. Пришлось снова разбудить ребенка, от чего тот был не в восторге — закапризничал и начал гундосить. Пока доктор пытался его послушать, я старалась всячески отвлечь сынишку.
Наконец, все закончилось, и я уложила его обратно. Даже накрывать не стала — такой горячий он был.
— У ребенка орви, так что паниковать не стоит, — успокоил меня врач. — Однако наблюдать, конечно, нужно очень внимательно. Высокая температура очень коварна.
— Что нужно? Лекарства? Врачи? — цепко спросил Аверин.
— Назначения оставлю. И побольше пить, есть по возможности.
— Он никогда не болел с такой высокой температурой, — сказала я, нервно теребя край кофты. — Он вообще практически не болеет.
— Что ж, все когда-то бывает в первый раз. Но вы не волнуйтесь, мамочка. Понимаю, для вас это кажется катастрофой, раз вы не встречались с этим раньше. Мальчик у вас сильный, но пренебрегать лечением не стоит.
— Конечно, мы будем все соблюдать, — заверил его Александр.
— Организм справится. Главное не упустить. Завтра утром я еще раз приеду, если вам так будет спокойнее.
Мужчины ушли, а я осталась с Данькой. Конечно, от других мам я слышала о том как болели их детки, и про высокую температуру, и все эти орви. Но даже не подозревала насколько тяжело может быть ребеночку.
Через полчаса отец мальчика вернулся с лекарствами. Дали необходимые таблетки малышу, предварительно снова разбудив бедного. Я собиралась остаться с ним на всю ночью. Просто не могла сидеть у себя, боясь пропустить что Дане станет плохо. То и дело проверяла лоб, и только когда температура стала спадать, хоть немного расслабилась.
— Жень, может выпьше чаю? — раздался тихий голос Аверина. Оказывается, я даже не заметила, как тот вернулся. Да я вообще смотрела только на сына, ловя каждый его вздох.
— Нет, спасибо, — отмахнулась я.
— Как он?
— Температура стала снижаться.
— Хорошо. Тебе тоже надо прилечь.
— Я посижу с ним. Вдруг проснется или плохо станет.
Мужчина ушел, не став со мной спорить, а я прилегла рядом с Даней. Иногда он ворчал во сне что-то, и я тут же просыпалась, проверяла лоб ребенка, но тот казался не горячим.
Проснулась около шести. Тело затекло от неудобной позы и пришлось встать размяться. Противно ныло в висках. Даня спал, разметавшись на постели. Измерила температуру, та оказалась чуть выше тридцати семи. Это настораживало. Пока ребенок спал, пошла вниз, чтобы принести еще воды. На первом этаже столкнулась с хозяином дома. Выглядел тот помятым и невыспавшимся. Всегда идеальная прическа была испорчена.
— Как он? — тут же спросил мужчина.
— Кажется, температура снова поднимается. — Александр нахмурился.
— Ты как? Выглядишь не отдохнувшей, — заметил он. Но я лишь отмахнулась и пошла в сторону столовой. Сейчас было все равно как я выглядела. Главное, чтобы ребенок поправился.
36. Александр
Впервые за долгое время я испытывал настоящее волнение. Не предвкушение перед заключением долгожданного контракта, не стресс, когда сделка вот-вот сорвется. Нет.
Волнение за близкого человека. Сам не заметил, как Даниил пробрался в мое сердце. Я так привык, что с ним все в порядке, что воспринимал всегда как должное.
В детстве я не часто болел, но каждый раз это было неприятно. В детском доме ты мало кому интересен. И если нет товарищей или единомышленников, если ты одиночка, то и волноваться за тебя некому. Ко мне никто никогда не приходил, не поддерживал. Медсестра лишь назначала лекарства, давала таблетки и все. Никто не сидел со мной, когда была температура, никто не развлекал, когда все казалось серым и унылым. И я не знал как облегчить малому состояние. Все что я мог — вызвать врача и следовать его указаниям.
И все же было неспокойно. Я плохо помнил своих родителей — лишь обрывочные воспоминания. Далеко не все из них были светлыми. Отец был довольно жестоким человеком и не гнушался наказаний ремнем. Мать постоянно с ним ругалась, иногда даже нам с братом попадало, если было совсем паршиво. Андрей был старше меня на три года. Я плохо помнил его — только какие-то вспышки. Наверное, нашу семью нельзя было назвать образцом для подражания. А потом, одним дождливым вечером, все оборвалось. И не осталось ни отца, прикиркивающего при малейших огрехах, ни матери, которая хоть изредка, но все же одаривала нас лаской, ни брата, который вечно подначивал меня, дразня мелким… Все потонуло в тумане прошлого.
И сейчас впервые я искренне переживал за кого-то постороннего. Конечно, слова врача успокоили, но тем не менее ночью почти не спал. Видя настрой Жени, не стал ей мешать. В конце концов она явно лучше меня разбиралась в происходящем.
Утро выдалось хмурым. В глазах словно песок насыпали, а ведь нужно было собраться и ехать в офис, разбираться с текущими заказами. Но мне было неспокойно. А уж когда Воронцова сказала, что у ребенка снова стала подниматься температура, и подавно. Не стал дожидаться — вызвал врача.