Случайный президент

Дмитрий Новожилов: «Когда раздался звонок, я не спал. После странного звонка Дмитрия Завадского мы пытались выяснить в милиции, КГБ, у пограничников — где ребята? Но никто ничего не говорил. И тут звонит какой-то старший лейтенант. Он скороговоркой выпалил, что все трое сотрудников Беларуского бюро ОРТ находятся в Сморгони у пограничников. Я успел спросить, когда их отпустят, но он бросил трубку».

27 июля

Утром 27 июля оперативный дежурный Государственного комитета погранвойск сообщил, что нас содержат под стражей в Сморгони. Но еще больше суток никто из родных, друзей и коллег не знал, что происходит.

Допрашивать нас начали с 9 утра. Дознаватели уже показали видеозапись программы «Время» за 23 июля с сюжетом о снятии Кречко с должности начальника Таможенного комитета. Я сам, кстати говоря, впервые увидел свой сюжет, поскольку в Болгарии, на отдыхе, было не до родного ОРТ. В сюжете было три «криминальных» кадра: скамейка, забор и шлагбаум, снятые с литовской территории. И из-за них-то нам и предъявили обвинение в «незаконном, умышленном, совершенном по предварительному сговору группой лиц повторно» переходе государственной границы. Я никак не мог понять — почему «повторно» — сюжет-то один. Оказывается, «сходили туда, вернулись обратно — вот вам и повторно!»

После обеда нас повезли в Ошмяны, на границу, на следственный эксперимент. Слава ехать отказался. И правильно сделал: меньше с ними разговариваешь — целее будешь.

Появился главный дознаватель — подполковник Страх. С утра нас запугивали этим самым Страхом: мол, он наводит ужас на пограничников и нарушителей, «только посмотрит своими пронзительными глазами и человек сразу всю правду рассказывает». Вообще-то, Страх и правда оказался страшноватым: низенький, худой, с мутными глазами и рыжими усами. Всю жизнь прослужил на Дальнем Востоке и, похоже, помешан на ловле шпионов. Но нам-то в чем каяться? — а потому гипнотические чары Страха впечатления не произвели.

Подполковник по телефону докладывает о ходе расследования, отмечает детали: «Держатся спокойно, мирно. Ничего не помнят. Будет непросто». В Минске долго совещаются. Часов в шесть вечера один из дознавателей шепотом сообщает, что нас троих арестуют и отправят в следственный изолятор, но еще неизвестно куда — в Минск или Гродно. Часа через два официально объявили о том, что мы задержаны по подозрению в нарушении границы. Репрессивная машина завелась и сделала первый оборот.

Ничего хорошего от Лукашенко я не ожидал, разве что провокаций — подкинут, например, оружие или наркотики, предвидел давления на близких и, в общем-то понимал — работать в этой стране мне больше не дадут. Но, чтобы бросили в тюрьму… К этому я не был готов. И вот: крепкие ворота, решетка…

Личный досмотр — самое первое и самое неприятное звено в цепи унижений, которые испытывает каждый, оказавшийся за решеткой. Проверяют личные вещи, и все, кроме того, что в данный момент на вас надето, забирают. Затем раздевают до трусов и все осматривают, после чего заставляют снять и трусы, нагнуться, несколько раз присесть… Попробуйте проделать все это в окружении посторонних людей с явно выраженными недобрыми намерениями. Нижнее белье Пашко снять не потребовал, но нежно ощупал каждого.

— Ну нет, ты точно извращенец…

Еще часа три ждем, куда отправят. Держат в разных комнатах, в штабе погранотряда. Слышу, Диме и Славе разрешили позвонить домой, меня же к телефону не подпускают. К каждому приставили по два солдата — простые и добродушные парни. Все из деревень и честно рассказывают о своей службе: кто из офицеров на какой машине ездит, какой хороший у них командир отряда, вот только травма у него, потому, когда нервничает или волнуется, у него начинает болеть голова…

В 23.00 нам объявляют, что повезут в Гродно, в изолятор.

— Жалко. Подержал бы я вас еще дня три, все бы нам рассказали, — расстраивается подполковник Страх.

Тем же вечером в корпункт нашего бюро явились пятеро сотрудников КГБ. Чекисты перебрали бумаги, осмотрели шкафы, тумбочки, антресоли. К 23.00 обыск был закончен, протокол об изъятии вещей составлен. Добыча оказалось небогатой: общегражданский паспорт на имя Павла Шеремета, наши аккредитационные карточки, тексты некоторых видеосюжетов, и копия запроса на имя председателя Госкомитета погранвойск А. Павловского. Чекисты вели себя подчеркнуто нейтрально. Заявляли, что не знают о том, что с арестованными журналистами и где они сейчас. Один все кручинился, что сорвали его с праздника, послали на обыск прямо из-за стола. То же самое повторяли и те, кто проводил обыск на наших квартирах. Ничего важного, правда, не обнаружили и там.

Вспоминает Людмила Станиславовна Шеремет, моя мама: