Мы сидим одни в пустынном холле отеля в ожидании кофе и того, когда у наших сотрудников закончится трансформационная психологическая игра. Потом предполагается ужин и свободное время для совместного отдыха. Организаторы настояли на передышке, чтобы к завтрашнему утру полученный опыт улёгся в головах людей и они перешли ко второму этапу психологического тренинга.
– Я не намекаю, Полянский. Я считаю, что нас дурят и водят за нос. Тянут время. Я думаю, у них есть ещё одно предложение, кроме нашего. И они взвешивают все варианты.
– Я общался с Омаром, у них нет больше вариантов. Этот контракт им выгоден точно так же, как и нам, – говорю я и тру лицо ладонями, стараясь скрыть зевок.
– Я так не думаю, нас разводят как лохов.
– Илья, готовь новое предложение для Саудовской Аравии и не сей панику. Срок подписания контракта – следующий четверг. Они вправе сомневаться, они собираются потратить несколько миллиардов, мы же пока ничего не теряем… Где, блин, этот чёртов кофе?
Время близится к шести часам вечера, и у меня начинают по-детски слипаться глаза, накатывает зевота. Утро началось сегодня рано и суетливо. Вика, моя помощница по дому, которую Даня доводит до инфаркта каждый день, слегла с температурой, и мне пришлось взять сына с собой.
Пацан обрадовался, да и я, если честно говорить, тоже, хотя это немного и скорректировало мои планы относительно этого дня. Я собирался поработать, пока все на обучении, а вечером сходить вместе с Левским в баню. Даньке туда нельзя из-за перепадов температур, поэтому этот вид досуга пока стоит у меня под вопросом. Может, занырнём с ним вечером в бассейн и посмотрим в номере новый фильм, снятый по его любимым комиксам.
Если только он отлепится от моего младшего брата и вспомнит о существовании своего отца, то есть меня. Герман позвонил утром и бодрым голосом сообщил, что он едет из Домодедова. Какого хрена он оказался в Москве в это время года, а не на учебе в Лондоне, я так и не понял. Вместо одного ребёнка, за которым нужно следить сегодня, у меня оказалось два.
Когда я думаю о детях, мысли так или иначе утекают в сторону Олеси. Дочка друга отца, которую я почти не помню, хотя мы жили с ними по соседству много лет. Когда она родилась, мне было тринадцать, и её отец, напившись от радости в хлам, обмывая ножки своей дочки-первенца, уснул прямо у нас за кухонным столом. Это одно из самых ярких воспоминаний того времени, где фигурирует девчонка.
Усмехнувшись, качаю головой.
Следующее яркое воспоминание, связанное с ней, совсем другое. Танцпол клуба, в который я зашел чисто ради пары стаканов виски, но не выпил ни одного, потому что зацепился взглядом за точёную фигуру, самозабвенно покачивающуюся под музыку, от которой мне хотелось вздёрнуться.
Я давно не испытывал такого желания просто любоваться женщиной. Её плавными движениями, изгибами, рассыпанными по спине русыми волосами. Мне даже не нужно было видеть её лица: я знал, что она красива. И я хотел её. Захотел сразу, как увидел, и знал, что сделаю всё, чтобы эта девушка ушла со мной. Так оно и вышло.
А теперь внутри неё ребенок. Мой с вероятностью девяносто девять и девять процента. Так значится в письме, которое пришло мне на почту час назад. Ей должно было прийти точно такое же. И это охрененно всё усложняет.
Свожу брови к переносице и оглядываю холл.
– Двойное эспрессо для вас. – Официантка ставит дымящуюся чашку перед мной и опускает точно такую же перед Левским. – И двойной лунго для вас. Приятного отдыха.
Мой коммерческий директор покачивается на стуле, смотря вслед молоденькой официантке и задумчиво почёсывает подбородок.
– Когда наших эльфов-домовиков отпустят на волю? – рассеянно спрашивает Илья.
Знакомый мягкий смех ударяет по барабанным перепонкам, и я, не ответив Левскому, поворачиваю голову на звук.
Леся вместе с остальными входит в холл и, прикрыв губы ладонью, смеётся над шуткой Германа. Внутрь меня словно напихали кирпичей, чувствую тяжесть и скручивающий кишки холод. Сжимаю кулак.
Рядом с ними чуть ли не на голове прыгает Данька, стараясь привлечь к себе внимание Олеси. Она треплет его по волосам, и мой сын смотрит на неё с нескрываемым обожанием, которое заметно не только мне.
Встаю с места и, не притронувшись к своему кофе, иду к ним.
***
Леся меня не видит, продолжает внимательно слушать сказки, которые ей заливает в уши Герман. А сказки заливать он умеет. Несмотря на разницу в возрасте почти в девять лет, мы с ним нормально общаемся, и я хорошо представляю, как он умеет обхаживать женщин.
Это знание неожиданно злит. Не думаю, что Леся будет искать себе в ближайшие месяцы мужика, но решаю сообщить брату о том, что он станет дядей, сегодня же.
– …а я ему говорю: “Мужик, ты на Руни похож так же, как я на балерину”. Он глаза выкатил и онемел. Ну еще бы, что ему делать в разгар сезона в Манчестере? Его же америкосы перекупили, – вещает Герман, а Леся смеётся, прикрыв рот рукой, и, как мне кажется, старается не хрюкнуть. – Холодно было, капец, а он шарфом замотался и шапку натянул. Пришлось ему распаковываться…
– А он?