«Все, — повторил Режиссер. — Решительно все, — он встал и повернулся лицом к Лукашевскому. — Ваша власть так велика, что уже ничего не удивляет вас… Где вы были час назад? Разве не у пирамид? Как это могло произойти?»
«Я подозреваю, что по вашей воле», — ответил Лукашевский. «По моей? засмеялся Режиссер. — Какое заблуждение! А я — то, по-вашему, кто?»
«Кто?» — спросил Лукашевский.
«Вот!» — сказал Режиссер, запрокинув лицо и стал смотреть в небо, на звезды. Вздохнув, глянул через плечо на освещенную изнутри палубную надстройку, усмехнулся печально, перевел взгляд на Лукашевского и спросил: «А почему вы не вышли к реке, к родной деревне, к Застожью? У вас была такая возможность, вы это знали. Вы могли бы повидать отца и мать. Что вас остановило?»
«Мне нечего было бы сказать им, — помолчав, ответил Лукашевский. — Я пришел бы к ним в том возрасте, в каком расстался с ними. Но я ничего тогда не знал ни о жизни, ни о смерти».
«Разумеется, — согласился Режиссер. — Вам нечего было бы сказать. И, значит, вам предстояло бы вновь пройти всю жизнь до нынешнего момента, все повторить… Вы могли бы уйти к Анне и Марии, к жене и дочери. На одной из ступенек туннеля был такой поворот, к ним, поворот в покойгибо вы остались бы с ними, не двигаясь ни в прошлое, ни в будущее, чтобы пощадить их и себя… вы взглянули только на пирамиды и увидели, какой безысходной жутью веет от них… Предупреждение о невозможности возврата, об ужасе возврата… О легкости возврата… О ложности отчаяния перед будущим… Время движется вперед общим усилием воли… Движение вспять — отсутствие разума и воли, падение к подножию пирамид… Мир сотворен волей к гармонии… Из небытия и хаоса… Хаос- откат в небытие… Нельзя получить новое небо взамен на разрушенную и проклятую землю… Ценой бездарной жизни не покупается вечность… Спаситель не вернется к ожидающим его в унынии и страхе… К Спасителю надо идти… Это ты говоришь, Петр Петрович…»
«Я?!» — удивился Лукашевский.
«Ты. Более того, ведь и я — это ты. Я существую только по твоей воле. Не я режиссер, а ты режиссер… Я возникаю и материализуюсь только по твоему зову… Так же, как пирамиды на картине… И все, что случилось, — твоя версия отката маятника… Ты это понял… Ты сам себе это говоришь… Прислушайся…»
Голос поднявшейся на палубу Александрины лишь на две-три секунды отвлек Лукашевского (она сказала: «Мужчины, идите есть, ужин на столе!») Он оглянулся на голос
Александрины, а когда снова повернулся к Режиссеру, того рядом не оказалось.
«Эй! Вы где? — удивился Лукашевский. — Александрина зовет нас», — и вдруг почувствовал, как его обдало внезапным холодом. Мысль о том, что Режиссер исчез, не сразу ясно и отчетливо-словесно прозвучала в его мозгу. Прежде нее он ощутил пугающее отсутствие. И лишь спустя несколько мгновений мысль об этом и замирающее эхо последнего слова Режиссера: «…прислушайся… прислушайся… прислушайся…»
«Ну что же вы там? Идите ужинать! — повторила свое приглашение Александрина. — Остывает».
«Иди сюда, — позвал ее Лукашевский, овладев собой. — Подойди!»
«На палубе свежо, а я легко одета» — сказала Александрина, но подошла. Удивилась, что Лукашевский один, спросила про гостя.
«Его нет, — ответил Лукашевский, еще не зная, как объяснить, исчезновение Режиссера. — Тут нет ничего странного… Нет, нет, — упредил он ее вопрос, никто за борт не бросался… Дело в том… Ну да ладно! — сказал он, крепко взяв Александрину за руку. — Это такое дело… Ты не сразу поймешь. Но надо идти ужинать», — он подвел ее к трапу, ведущему в каюту, пропустил вперед и уже опускаясь следом за ней, оглянулся. Он остановился так резко, что Александрина испугалась и спросила:
«Что случилось? Он?»
«Ох, — ответил Лукашевский. — Не верю… Посмотрите, пожалуйста».
Александрина поднялась к нему и тихо засмеялась.
«Да? — спросил Лукашевский. — Это он? Наш маяк? Ты тоже видишь?»
«Конечно, вижу, — ответила Александрина. — Три секунды — пауза, три секунды — свет… так работает только наш маяк. Значит, там кто-то есть! Сам-то маяк светить не будет».
«Не будет», — сказал Лукашевский.
«Мы не так далеко ушли. Надо вернуться и проверить», — предложила Александрина.
«Да! — прижав к себе Александрину, радостно сказал Лукашевский. — Надо вернуться и проверить! Мы ушли совсем недалеко! — засмеялся он. — Это такое счастье! Надо вернуться!»
«Но сначала — хоть по глотку чаю».
«Да! — согласился Лукашевский и еще крепче обнял Александрину. — По глотку чаю — и домой!»
Они спустились в каюту. Александрина засуетилась у стола.
«А где дядя Петя? — спросил Павлуша, глядя на Лукашевского. — Почему не пришел дядя Петя?»
«Да вот же он!» — оглянулась Александрина, но, встретившись глазами с Лукашевским, вдруг обмерла и уронила чашку.
«Вы что? — не понял происходящего Лукашевский. — Что с вами?»
Александрина ткнула пальцем в сторону зеркала. «Посмотрите на себя», прошептала она побелевшими губами.
Лукашевский подошел к зеркалу и с ужасом откачнулся: из зеркала на него смотрел Режиссер.
Владимир Савенков
Живой товар: Москва — Лос-Анжелес
1