— Нет, я родился в Алере, тогда этот дом только строился. Мне исполнилось два года, когда мы переехали сюда. Сада тогда не было, только дом и пустырь вокруг. Апельсины мы сажали вместе с Лино, он копал ямы, а я держал саженцы, потом поливали. Отец всегда настаивал на том, что мы должны все делать сами, он говорил, что мужчина не должен бояться запачкать руки в земле. Конечно, садовники у нас тоже были, но и нам доставалось работы. Мне нравилось. Потом долго ждали, пока деревца вырастут, пока впервые зацветут. Мне казалось, наши апельсины — самые вкусные во всем мире. Я помню, мама всегда хотела устроить тут цветники и настоящий парк, но отец настоял на том, чтобы был сад.
Это приятно вспомнить.
Сколько лет прошло… деревья выросли огромные, такая красота…
— А сколько тебе лет? — спросила Мэй.
Так своевременно.
— Тридцать восемь. А тебе?
— Девятнадцать, — сказала она.
Вдвое, значит.
— Да? Я думал, даже меньше.
Мэй улыбнулась, пожала плечами. Она и правда выглядит как ребенок, Ренцо дал бы не больше шестнадцати. Но и к лучшему.
— Дин всегда смеялся надо мной, — сказала она, — что такую малявку никто замуж не возьмет…
Осеклась, поняв, что сболтнула лишнее.
— Дин?
— Мой брат, — едва слышно сказала она.
Много ли это даст? «Дин»… Но ведь это тоже не официальное имя, поди узнай, кто он на самом деле. Дингир — скорее всего, «ветер», или Олдин — «ясень», но подобные имена мало значат для посторонних. Так и подмывало спросить сколько лет брату, тогда больше зацепок, но прямые вопросы опасны, она закроется снова. Не прямо, пусть разговорится сама… Значит, старший брат, если «малявку». Надо покопаться в списках джийнарских родов. Брат и сестра, в Этране этой зимой… не так уж и сложно?
«Малявка»! Ренцо едва ли не снизу вверх смотрел на нее. Впрочем, они же отчасти уграты, этот Дин, небось, выше на две головы.
За апельсиновой рощей — небольшая смотровая площадка, отсюда открывается невероятный вид. Дом стоит на холме, а там дальше внизу раскинулось озеро, и даже Илой виднеется где-то вдали. Верхом — меньше часа.
Мэй подошла, задумчиво положила ладони на мраморную балюстраду, вглядываясь в горизонт.
— Красиво, — сказала она. Глаза блестели, ей действительно нравилось.
Она расслабилась немного… и отчего бы не попробовать. Надо уже что-то решать.
— У меня тоже был старший брат, — сказал Ренцо, — Лино… Мариу. Но он погиб десять лет назад.
Почти запрещенный прием, Ренцо понимал, но уж если дело начало хоть немного сдвигаться, если о брате она сказала сама, пусть и случайно, то, может быть, скажет еще. Надо понять, что делать с ней, что делать с Лене, с детьми, со всем этим. Со всем сразу. Там, вдалеке от дома, еще казалось, что все как-нибудь образуется само… Не образуется.
Он немного подтянулся, запрыгнул и сел на балюстраду, потом перекинул одну ногу на ту сторону.
— Что ты делаешь? — спросила Мэй.
Ренцо пожал плечами.
— Детская привычка. Я всегда любил тут сидеть… мама только ругалась.
Глянул на нее осторожно, искоса. Любопытная лисичка.
Мэй долго не решалась, но все же.
— А где твои родители сейчас?
— Мама умерла почти пятнадцать лет назад, несчастный случай в море, — сказал Ренцо. — А отец пережил ее на полгода, просто не смог один. Мы с Лино остались вдвоем, ему пришлось разом брать на себя все дела отца, поначалу было нелегко, но он справился… он вообще сильный был и умный, не то, что я…
Лино бы не стал, как Ренцо, бегать от проблем, он давно бы уже все решил.
Это чистая правда, и все равно было ощущение, что Ренцо обманывает ее. Ведь специально. Откровенность за откровенность.
Мэй поджала губы… долго не решалась.
— Мои родители погибли в Этране, — сказала она.
Это он, в целом, понимал.
— А брат? — спросил осторожно.
Мэй вздрогнула, глянула на него.
— Мэй, если ты хочешь, чтобы я помог тебе, то должен знать больше, — сказал Ренцо. — Иначе мне не справиться.
Она покачала головой, отвернулась.
Не скажет. Гордая… а может, просто не знает сама.
— Что ты собираешься делать? — спросил Ренцо. — Сбежать?
Она нахмурилась.
— Ты думаешь, я позволю тебе сбежать? — спросил Ренцо. — Если ты сбежишь, Гильдия мне не простит. Ты представляешь ценность для них, но легального способа отобрать против моей воли у них пока нет. Но это не значит, что они позволят отпустить. Отдать им тебя — куда проще. В противном случае — я рискую. И мне бы очень хотелось понимать, хотя бы, ради чего и чем. Кто ты? Насколько все серьезно?
— Серьезно, — сказала она. — Ты вправе поступать, как знаешь. Я не могу просить тебя рисковать.
Очень серьезно.
— Мэй…
Она покачала головой снова. Легко запрыгнула на парапет рядом с ним, села, болтая ногами.
— Жаль, что тут не высокая скала, — сказала она. — Я бы прыгнула и разбилась насмерть. А, может, и к счастью. Знаешь, я даже не знаю, чего боюсь больше: того, что Дин будет готов пожертвовать всем ради меня, что будет готов отдать даже больше, чем он вправе отдать. Или того, что он отвернется от меня, и интересы… — она замялась, вздохнула, — интересы многих для него будут важнее. Так должно быть… он обязан пожертвовать мной.
Интересы государства, значит.