— Значит не простят, — сказал он. — Знаешь, я все равно планировал уехать из Илоя. Не люблю я весь этот шум, суету… Получить, наконец, развод, купить дом в какой-нибудь дальней тихой провинции и сажать там… капусту, — он усмехнулся. — Не важно, просто уехать.
Главное — выбраться из этого дела живым, а там уж он как-нибудь разберется.
Даже вопрос — зачем это ему, уже не стоял. Просто не может иначе. Риск. Но к риску он давно привык. Война — это всегда риск. А теперь его война — здесь.
— Я очень переживаю за тебя, — сказала Мэй совсем тихо.
Руки дрогнули. Ренцо поднял свой бокал, выпил все разом…
Когда последний раз за него кто-то переживал? И Мэй говорит искренне.
— Да все нормально, — отмахнулся он. — Подумай лучше, кому из нойонов твоего брата можно доверять? Я не могу пойти сразу к эмиру, это слишком заметно, да и слушать меня никто не станет. Не торопись, время есть.
Посольство пробудет в Илое как минимум месяц, такие дела не решаются быстро.
Время… нет, дело даже не в этом. Он неизбежно подставится, и нужно еще решить свои дела. Получить развод и переписать основное имущество на детей. Оставить себе столько, сколько необходимо для покупки дома и спокойной жизни на первое время, тайно передать это доверенному человеку и отправить подальше, пусть присматривает. Активы, которые не так-то просто отследить по бумагам, у него есть. Тогда, даже если объявят предателем, отнимать будет нечего.
Обеспечить пути к отступлению.
Главное — успеть.
Золотые глаза Мэй блестели в полутьме.
Если бы можно было забрать ее с собой, то ничего другого ему было бы и не надо.
— Я подумаю, — сказала Мэй не очень уверенно.
— И еще, можно один вопрос? Я слышал, ты пела пеню ветру, еще там, в дороге. Ты звала брата? Он ответил тебе?
— Нет, — Мэй покачала головой. — Я звала его, но он не ответил. Первое время я даже боялась, что Дин умер, я ведь не знала, что с ним. Я совсем не чувствовала его. И даже сейчас, когда он рядом, тут в Илое, я совсем не чувствую. Это очень странно, я честно не понимаю, отчего так. Я думала, может быть дело во мне, я не могу больше звать или слышать. Но тогда, уже в самом конце, я позвала Тарина, и он услышал. Он не смог понять где я и что со мной, наша связь очень слаба… но он услышал. А Дин нет.
— Тарин, это Айтарин Кайяши? Твой жених?
Последние слова дались Ренцо с трудом.
— Да, — сказала Мэй, поджала губы. Даже отвернулась немного.
— Ты можешь позвать его? Он услышит и поймет, что ты здесь?
— Я не уверена, что он может понять, где я. Только, что я зову его и где-то рядом. Он ведь тоже приехал с Юттаром, да?
— Да, приехал. Ты можешь попробовать?
Мэй нахмурилась, странная борьба отразилась на ее лице. Потом молча встала, поставила бокал с вином на стол, отошла к окну, повернувшись к Ренцо спиной.
— Мэй! — позвал он.
Она вздрогнула. Обхватила себя руками, зябко поежившись, словно теплый ветерок из окна пробирал до костей.
— Я боюсь, — сказала она, голос вдруг изменился, стал почти чужим… отчаянье в голосе. — Боюсь, что Тарин узнает, придет и убьет тебя. Он очень… горяч, знаешь… Несдержан… Если он узнает… Дин тоже, но Дин не может позволить себе необдуманные поступки, он никогда… он отвечает за тысячи людей. А Тарин… Ренцо, я не знаю. Я могла бы позвать, но я боюсь. Не знаю, как это обернется.
Она почти всхлипнула, глядя вдаль, куда-то сквозь сосны за окном. Ее плечи дрожали.
Ренцо поднялся на ноги. Подошел. Остановился в шаге от нее, стиснул пальцы до хруста, еще пытаясь справиться с собой.
— Это все неправильно, — сказала Мэй, словно разговаривая сама с собой. — То, что я говорю и делаю сейчас — это неправильно. Я не должна. Совсем о другом должна думать. Я должна ненавидеть тебя, а не беспокоиться за твою жизнь. Ренцо… О другом не выходит. Я не знаю, как это вышло… Знаешь, мама говорила, что я всегда должна слушать свое сердце. Это важно. И это не просто слова. В этом наша сила и наша суть… ургатов… нашей крови… магия, как вы говорите. Но это не магия, а способность чувствовать мир вокруг, и самих себя… Но нет… ты не понимаешь… Я не могу…
Всхлипнула. Закрыла лицо ладонями.
Ренцо протянул руку, коснулся ее плеча кончиками пальцев. Мэй замерла, но не попыталась отстраниться, только чуть вытянулась. Тогда он осторожно взял ее за плечи, шагнул вперед, ближе.
Она почти не дышала в его руках. Словно не знала, на что решиться.
Ее волосы пахли солнцем и спелыми апельсинами. Ее сердце бешено колотилось.
Потом она медленно убрала руки от лица. Немного обернулась к нему.
— Ренцо… — слезы в ее глазах.
И он не смог удержаться больше. Обнял ее за плечи, и щекой, губами к ее щеке.
«Я люблю тебя, Мэй».
— Все будет хорошо, Мэй. Не бойся за меня, мы что-нибудь придумаем.
Она качнула головой, сомневаясь.
Ее плечи, руки очень напряжены, словно она хочет вырваться, но не может решиться. И нет сил отпустить, от ее близости темнеет в глазах. Когда она моргает, ее ресницы щекочут щеку. Мокрые от слез ресницы.
«Я так тебя люблю».
Кажется, они стоят целую вечность. Неподвижно.
Невыносимо.
— Мэй, я…