Лис, так долго читавший древние тексты, заранее сказал ей, что у нее не выйдет, потому, что она выбрала не правильное время. Она могла бы поехать раньше, могла бы позже, но отправилась в горы только потому, что Юттар был свободен и мог поехать вместе с ней. А не потому, что именно сейчас это было так необходимо. Но она хотела попробовать. Мэй упряма.
Наверно, сама не понимала, что ей делать с этой силой. Так нельзя.
Должен быть единственный критический момент, когда отступать некуда и это безумно важно именно сейчас.
Для Юттара это был вопрос жизни и смерти, вопрос независимости его народа, высшей справедливости — задолго до того, как он спустился на дно гор. Либо он получит силу, либо Джийнар перестанет существовать. У него не было выбора.
Если Ренцо поедет только потому, что этого хочет Мэй — он погибнет. Какой бы упрямый он не был — его упрямства не хватит. Это должно идти изнутри.
Нельзя.
А если он погибнет, то как она будет жить без него?
Мэй не пустила.
Уговорила.
Да, это ее вина.
Да, она хочет, чтобы он сделал это, но не сейчас! Только не сейчас! Надо выбрать нужный момент. Подождать. Она умеет ждать.
Она осталась с Ренцо еще на несколько дней, пытаясь объяснить, доказать… Ей не нужны его подвиги, ей нужен только он сам. И ничего больше не нужно.
Все не так.
Все эти дни вместе — тяжело.
Но без него — совсем невозможно.
К следующей весне у Ренцо будет шанс стать легатом.
А через два года — такой призрачный шанс стать наместником. Но он попытается. Он сделает все, что от него зависит. И тогда придет за ней, Юттар обещал.
А там будет видно.
Вот только что будет с Юттаром за эти два года… Мэй боялась даже думать об этом, не то, что говорить.
Возможно, сейчас она больше всего нужна брату…
Дин сидел у камина, закутавшись в плед.
Когда она вошла, он этот плед скинул и вскочил ей на встречу, словно ничего нет, но она все равно видела. Ему плохо.
— Лисичка! Как ты? Как добралась?
Бледный, белые губы. Но старается держаться и даже улыбнуться ей. Он ей рад.
— Хорошо, Дин. А ты…
Наверно, ее волнение написано на ее лице.
— Ну, что ты, Мэй?
Обнял.
Она тоже обхватила его крепко, зажмурилась. Уткнулась носом в его плечо.
— Сейчас, Дин… Тебе холодно?
Она может помочь.
Хотя бы немного. Ведь все это из-за нее.
— Ты пришла, и уже теплее.
Так и есть. Так было уже, это правда. Сестра и брат, земля и небо, жизнь и смерть. Их сила едина, лишь проявление мужского и женского начала. Рядом они сильнее. Мэй и сейчас чувствовала, как мелкая дрожь в руках уходит, как его дыхание становится глубже. Ей даже не нужно ничего делать, просто быть рядом.
Она должна была вернуться раньше.
Ей вообще не стоило уезжать.
Но так хотелось увидеть Ренцо…
Если когда-нибудь придется выбирать — как же она выберет?
Но пока рано об этом думать. Она сделала то, что должна была, то, что требовало ее сердце. Но много ли счастья принесла эта встреча? Только слезы и боль в душе.
Дин взял ее за плечи и сам отступил на полшага, заглядывая в глаза.
— Ну все, — сказал он, даже щеки порозовели. — Хватит обниматься, мне уже лучше. Ты расскажи, понравилось ли тебе бегать лисой? Давай сядем? Хочешь чего-нибудь?
Теперь он улыбался совершенно честно, весело, и холод ушел. Вышло так легко? Надолго ли?
Может, все еще наладится?
Она получила не много, но ее сила может расти… пусть медленно… И со временем раскрыться. Все равно — у нее сейчас куда больше, чем было дано от рождения.
Все наладится.
Должно наладиться.
«Все хорошо, малышка», — он потрепал ее по волосам, как в детстве. Как отец.
Вместе они должны справиться.
Дин поправится и окрепнет. Дин… Юттар не просто ее брат, он правитель Джийнара, и ему никак нельзя быть слабым. Он, в первую очередь, глава рода и военный вождь, и только потом политик. От него ждут силы, физической в том числе, такова традиция. А еще — грома и молний.
Их отец был настоящим воином. Да, большинство родов поддерживало его не за личное умение драться, а за мудрость и умение вести сложные дела. Но если военный вождь не в состоянии вести войско в бой, держать оружие и убивать врагов своей рукой, то на его место придет другой.
— Тьяра!
Тарин догнал ее в саду.
Меньше всего сейчас хотелось разговаривать с ним.
Догнал, едва удержавшись, чтобы не схватить за руку, заступил дорогу.
От него пахло дымом, паленой шерстью и плохо скрываемой яростью. Его губы пытались сложиться в светскую улыбку, как подобает, но в глазах полыхал огонь.
— Ты вернулась! — выдохнул он.
Мэй промолчала — зачем говорить очевидное.
— Ты была с ним!
Огонь, казалось, сейчас вспыхнет — вокруг и везде сразу.
— Это не твое дело, — холодно сказала она.
— Мое! Ты предаешь свой народ, Тьяра! Путаешься с врагом. Ты бегаешь в постель к илойскому трибуну. Что ты рассказываешь ему?
— Ничего.
Ей не в чем оправдываться. Свой народ она не предавала никогда.
— Тебе не стоило возвращаться!