В семье всегда кто-нибудь нуждался в ее заботе. Покойная бабушка, которая долгие годы была прикована к постели, потом сильно одряхлевший дед, затем Чарлз и следом Портер, после распавшихся браков вернувшиеся домой. И потому она сама решала, чем ей заняться. Или придумывала себе занятие, поскольку не было никакой нужды чистить каждую серебряную ложку-вилку еженедельно. Мэйкон, в силу обстоятельств проводивший с ней целые дни, видел, с каким тщанием она составляет меню семейных трапез, как часто перекладывает кухонную утварь на место удобнее, как гладит даже носки, предварительно освободив их от пластмассовых прищепок, с которыми во избежание путаницы они загружались в стиральную машину. Ему на обед она готовила натуральное мясо, стол сервировала с подставками под тарелки. В граненых мисочках подавала пикули и оливки, которые потом возвращались в свои банки несъеденными. В розетку накладывала чуть-чуть майонезу собственного приготовления.
Понимает ли она, раздумывал Мэйкон, что живет странной жизнью – без работы, без мужа, на иждивении у братьев? А вот какая работа ей бы сгодилась? – прикидывал он. Пожалуй, ее можно представить в роли оплота какой-нибудь старой солидной юридической или бухгалтерской фирмы. Номинально секретарша, фактически она бы сама всем заправляла, по утрам выкладывая список дел на стол босса и не позволяя никому, независимо от ранга, упустить ни единой мелочи. Он бы хотел иметь такую секретаршу. Не чета рыжей бестии с неизменной жвачкой во рту в кавардачном офисе Джулиана. Эх, побольше бы на свете таких как Роза, вздыхал Мэйкон.
Он выдернул лист из каретки и положил в стопку готовых страниц. Мэйкон уже разделался с введением (общие наставления типа
– Ты не указал обратный адрес, – сказала Роза.
– Так и задумано, – ответил Мэйкон.
С важным видом Роза кивнула. В семье только она считала путеводители Мэйкона настоящей литературой. В алфавитном порядке они стояли на стеллаже в ее спальне.
После обеда Роза прекращала работать и смотрела свою любимую мыльную оперу. Мэйкон этого не понимал. Зачем тратить время на подобную чушь?
– Там есть одна обворожительная злодейка, – объясняла Роза.
– В жизни и так полно злодеев, – говорил Мэйкон.
– Да, но не обворожительных.
– Уж это точно.
– Тут, понимаешь, все как на ладони. Сразу ясно, кому нельзя доверять.
Роза смотрела сериал и вслух общалась с персонажами. В столовой Мэйкон слышал ее голос.
– На кой ляд ты ему сдалась, милашка, – говорила Роза в абсолютно несвойственной ей манере. – Погоди, сама все поймешь. Ха-ха!
Пошла реклама, но сестра завороженно пялилась в экран. Мэйкон работал над главой «Попытка поспать в Англии» и вяло долбил по клавишам.
Звякнул дверной звонок, но Роза не откликнулась. Эдвард зашелся лаем, царапнул дверь, подбежал к Мэйкону и кинулся обратно в прихожую.
– Роза! – крикнул Мэйкон. Ответа не было. Наконец Мэйкон встал, подвесился на костыли и, стараясь не шуметь, поскакал к двери.
Взгляд сквозь тюлевую занавеску сообщил, что это не Сара. Мэйкон приоткрыл дверь и высунул голову:
– Да?
Приехал его сосед Гарнер Болт, костлявый тщедушный старикашка, сколотивший состояние на чистящих средствах. Он увидел Мэйкона, и все морщины на его подвижном заостренном лице загнулись кверху.
– Вот вы где! – Из-за лая вконец обезумевшего Эдварда его было почти не слышно.
– В чем дело, Гарнер? – спросил Мэйкон.
– Мы испугались, что вы померли.
– Вот как?
Мэйкон цапнул Эдварда за ошейник, но промазал.
– На лужайке куча газет, под дверью почта – уж не знали, что и думать.
– Да, я хотел послать сестру забрать корреспонденцию. Я, понимаете ли, ногу сломал.
– Ох ты, как же это?
– Долгая история. – Мэйкон неохотно отступил в сторону: – Ну ладно, входите.
Гарнер снял бейсболку с логотипом «Краски Шервин-Уильямс». Он был в коричневом пиджаке, от старости залоснившемся, и комбинезоне, на ляжках вытертом до белизны. Гарнер перешагнул порог, шарахнулся от собаки и закрыл дверь. Теперь Эдвард заскулил.
– У меня машина забита вашей почтой, – сказал Гарнер. – Бренда говорит, отвези его сестре и справься о нем. И подруге вашей я обещал разузнать.
– Какой подруге?
– Дамочке в бриджах.
– Не знаю никакой дамочки в бриджах, – сказал Мэйкон. Он даже не знал, что бриджи еще существуют.
– Она стояла на вашем крыльце, дергала дверную ручку и кричала: «Мэйкон, вы дома?» Такая худышка, лохматая. Лет двадцати пяти, где-то так.
– Не представляю, кто это.
– Ладони этак ширмочкой сделала и зырила сквозь стекло.
– Кто же это мог быть?
– Чуть не сковырнулась с крыльца, пока спускалась на высоченных каблучищах.
– Собачница! – догадался Мэйкон. – Господи!
– Молодуха, да?
– Я с ней едва знаком.
– Прошла к черному ходу и опять зовет: Мэйкон, Мэйкон!
– Я ее видел-то два раза.
– Это она сказала мне про воротца.
– Про что?