Слуга Божий

Впрочем, всё это было неважным. Не мне надлежало оценивать правильность действий Церкви относительно грешников. Я — Мордимер Маддердин — был карающей десницей Церкви, а не её мозгом. К счастью. А то, что при случае я мог соединить приятное с полезным и, служа Церкви, служить также и самому себе, было только дополнительной причиной, из-за чего я любил работу. Не говоря уже о том, что бытие инквизитора и бывшего инквизитора различается ни больше, ни меньше, чем жизнь отличается от смерти.

— Хорошо, Лонна. — Я встал с кресла, хотя сиделось в нём исключительно удобно. — Ради собственной пользы держи ротик на замке, — я приложил палец к её губам.

Она пробовала отдёрнуть голову назад, но я придержал её за волосы левой рукой. Она стояла, выгнувшись, с запрокинутой назад головой и громко сопела. Но вырваться не пробовала. Я провёл кончиком указательного пальца по её полным губам.

— Будь послушной девочкой, — сказал я, — ибо знаешь, Лонна, если я б когда-нибудь узнал, что кто-то шепнул в городе, будто Мордимер Маддердин ищет прелата Бульсани, то тогда мог бы к тебе вернуться, жемчужинка, — усмехнулся я ласково, — и знаешь, кого привёл бы с собой? — Я не ждал ответа, впрочем, Лонна была слишком напугана, чтобы что-то из себя выдавить. — Я привёл бы моего друга Смертуха, который некогда признался мне, что очень ему приглянулась одна сисястая хозяйка борделя. И он с большой охотой покувыркался бы с ней часик-другой. И поверь мне, жемчужинка, после такого опыта ты не была бы уже той же девочкой, что прежде. — Я отпустил её и дал упасть в кресло.

— Не надо мне угрожать, Мордимер, — сказала она тихо, и я видел, что у неё дрожат руки.

— Да, не надо, — согласился я, — и мне даже это совсем не нравится. Но я знаю, что это сильно облегчает жизнь. До свидания, Лонна. Если буду в городе, забегу вечером и сделаю для тебя этого шулера.

Она больше не отозвалась, поэтому я вышел. Гритта открыл передо мной ворота.

— Всегда вам рады, господин Маддердин, — сказал он, но на сей раз я решил больше не давать ему чаевых. Хорошего понемногу.

Второй раз за день мне предстояла милая прогулочка к амбарам. Что ж, следовало известить Хильгферарфа о том, что он может поставить крест на своих деньгах. Жаль, ибо четыре с половиной тысячи крон — прекрасное состояние. За такие деньги можно убить, хотя я знал и таких, что убивали из-за пары хороших кожаных сапог или манерки[139] с горячительным. Да-а, жизнь в Хез-хезроне не была ценным товаром, и тем, кто смог сберечь её подольше, было чем гордиться. Хильгферарф всё ещё был в своей конторе, но когда меня увидел, высоко поднял брови.

— Господин Маддердин, — произнёс он. — Какие-то новые вести? Я рассказал ему всё, что услышал от Лонны, понятно, не раскрывая источника информации. Однако, подозреваю, он не был настолько глуп, чтобы не догадаться. По мере того, как говорил, я видел, что его глаза темнеют. Что ж, он ведь прощался с четырьмя с половиной тысячами крон. Это, похоже, приносило боль. Когда я закончил, он достал замшелую бутылочку вина и разлил нам в маленькие кубки. Я попробовал. Прекрасный вкус был у этого бывшего грузчика. Я сказал ему об этом, и он поблагодарил кивком.

— Что сейчас собираетесь делать? — спросил он.

— А что я могу сделать? — ответил я вопросом. — Думаю, на этом моё задание закончено.

— Однако, обсудим, — вежливо произнёс он. — Прелат Бульсани работает на Дьявола с Гомолло. И мы оба знаем, что кардинал обладает огромным состоянием. Итак, можем ли мы полагать, что Бульсани ещё не преуменьшил своих запасов наличности, а может даже их приумножил?

Бог мой, — подумал я, — «итак, можем ли мы полагать», — говорил этот бывший грузчик. Неужто, он брал уроки хороших манер и красноречия? А, может, был дворянским бастардом, подброшенным в доки матерью-кукушкой?

— Может да, может нет, — возразил я. — Шесть девственниц с юга могли обойтись ему примерно в четыре тысячи, плюс-минус триста в зависимости от того, на самом ли деле они были очень красивыми, как торговался, а также — насколько в них нуждался. Но подозреваю, что эти девушки должны стать даром Белдарии, а это означает, что прелат потратил свои, а не чужие деньги. Ну, конечно, если вообще можно сказать, что когда-либо эти деньги были его.

— Да-ааа, — Хильгферарф постучал костяшками пальцев по столу, — чего этот идиот мог хотеть от Дьявола?

— Ну, так далеко моя проницательность уже не простирается, — я пожал плечами, — но, всё же, думаю, что лучше этим не интересоваться.

— Может быть, может быть… — Хильгферарф задумчиво покачал головой, и его задумчивость мне крайне не понравилась. — Ну, хорошо, — добавил он уже бодрым голосом, как бы очнувшись от какого-то полусна. — Маддердин, я хочу, что бы вы отправились в Гомолло и проверили, там ли Бульсани, и притащили его ко мне. Разумеется, живого.

— А скатерти-самобранки вы не желаете, — спросил я без тени иронии в голосе, — или дубинки-самобойки?