Он поднялся с кресла и дважды обошёл вокруг меня. Мне было неприятно, что меня рассматривают столь пристально, но последствия это имело весьма быстрые и замечательные.
– Козимо, – начал серьёзный разговор синьор Мартинелли, – мне нужен помощник, нет, не по хозяйству, с этим прекрасно справляются и другие. Помогать нужно в моих научных трудах, это очень непросто, здесь нужен особый склад ума, и, судя по тому, что я в тебе наблюдаю, у нас может получиться. Не скрою, ты не первый, кто брался за это дело, но увы! – всем им в итоге пришлось меня покинуть. И умение было, и усердие налицо, но не было в них моего отражения, что ли… Не понимаешь? Жаль. Ну, ладно, пока вот что скажу тебе: во-первых, не бойся. Во-вторых, будь самим собой. И в третьих, спрашивай – это не стыдно, стыдно не знать. Через неделю я надеюсь увидеть понимание в твоих глазах, и буду очень рад, если это случится. Ты, конечно же, неграмотен?
– Синьор, я немного читаю по латыни. Писание…, Деяния апостольские… Муж моей тётки Серафины, хромец Клаудио учит меня, говорит, что это для души полезно.
– Да, ну! Вот даже как! – видно было, что Мартинелли искренне обрадовался. – Тогда, тем более!
Возможно он имел в виду что-то поважнее, но мне понравилось, что призван был тотчас Лука, и он сразу же явился, словно стоял за дверью. Велено ему было найти для меня приличную одежду, но прежде отвести на кухню, где меня следует отмыть и накормить. Мыться горячей водой второй раз за день, это было немыслимо. А уж сытно поесть – я забыл когда это случилось в последний раз. Затем мне должны были показать где я буду спать и держать свои вещи. Служба моя начнётся на заре следующего дня… Тётя Серафина, сильна твоя молитва!
С пониманием воспринял синьор Мартинелли мою просьбу побывать дома и не прошло нескольких часов после нашей с ним беседы, как я, очень собой довольный, уже обнимал свою тётушку. Дорогая моя Серафина, поминутно поминая имя Господне, суетилась, всплескивала руками и не знала, куда меня посадить. Наконец, поместив меня за столом на почётное место (её Клаудио зачем-то отправился к приятелю) и вручив мне горячую лепёшку, она уселась напротив и, подперев щёку рукой, не могла на меня насмотреться, будто видела впервые:
– Значит, сразу же накормили тебя? А кто там у них главный на кухне? Нет, не знаю таких… А как зовут уважаемую супругу твоего хозяина? Детки у них есть?
Я рассказал ей всё что знал о семье Мартинелли, хотя казалось, что можно знать о доме, где пробыл столь недолго? Начал я с главного. Донна Кьяра – таково было имя супруги моего хозяина. Мне даже удалось её увидеть. Произошло это случайно – Лука, провожая меня, склонился в поклоне перед красивой дамой, шедшей по двору нам навстречу. За ней плёлся хмурый подросток, лет примерно моих, а следом едва поспевали, взявшись за руки, две милые девчушки. Величественная синьора приветливо кивнула Луке, тот незаметно подал мне знак, и я тоже поклонился, приложив руку к груди. Он же и рассказал мне затем кто она такая, красочными словами описывая благородство и достоинства своей хозяйки. Имя печального её сына оказалось Доменико, а вот как зовут двух маленьких дочек донны Кьяры я не запомнил. Серафина моя огорчилась, покачала головой, но я пообещал ей всё разузнать получше, ибо понимал – нет ничего интереснее и важнее для наших женщин, чем знать во всех подробностях как поживают дети родных, знакомых и соседей. На прощание добрая моя тётка подарила мне маленькое деревянное распятие, хранимое ею на самом дне её большого сундука. Наверное, много значило оно для неё, я видел как долго прижимала она к сердцу эту святую вещь, и, закрыв глаза, шептала молитву. Честно скажу, в тот момент я очень проникся этим её чувством и решил, что буду беречь её подарок, пуще прочих своих вещей. Успокоив родню и пообещав не пропадать, с лёгким сердцем возвращался я на улицу Розы.
В доме Мартинелли меня провели в крохотную комнату, где поместился лишь сундук без замка, да колченогая лавка. Невысокое окно давало мало света, но я и не надеялся на частый дневной отдых. На сундуке, где мне предстояло спать, увидел я что-то похожее на большой мешок, набитый соломой, и ветхое одеяло, которое я в потёмках принял за попону для лошадей. Огарок свечи в подсвечнике стоял на одном конце лавки, глиняная кружка на противоположном. Так вот, оказывается, где жили мои неудачливые предшественники! Я стоял в дверях, рассматривая своё жильё, затем сделал несколько медленных шагов вперёд и водрузил над будущим своим изголовьем подарок моей Серафины – тёмного дерева распятие. Похоже, что и в самом деле оно на многое способно – пыльная и серая, комната вдруг ожила, как будто нас стало трое – и я, и тётя, и наш с ней Господь. Удивительный день заканчивался. Я сходил на двор наполнить водой глиняную кружку и очень скоро уснул под потрёпанным одеялом на старом мешке со слежавшейся соломой. Спокойной ночи, Козимо!
Житие с пауками