Он не очень помнил, кто это. Хотя нет… Смутно все же осознавал. Когда-то она была ему нужна, эта женщина. Лица, фигуры, ее тела он уже не мог вспомнить. Осталась только какая-то зацепка в мозгу. Это связано с его целью. Милка была нужна для дела. Она была ключом. К чему-то. К новой жизни. И сейчас именно тот факт, что Милка находится в этом следственном комитете, угрожал его планам. Потому что она может назвать там его имя!
Это плохо. Он не испугался, не занервничал. Не помнил, как это сделать. Но холодное существо за его плечом отдало приказ. И он повиновался. Сбежал, спрятался. Как-то сообразил, где можно затаиться.
И только здесь, в тишине, в темноте незнакомой квартиры, пришло озарение. Никто его не поймает. Никто и ничего ему не сделает. Потому что Милка умрет! Она – нить, что связывает его с целью. И она уже обещана Даме.
Мир резко полыхнул алым, в груди привычно кольнуло холодом. Рядом раздался очередной злорадный смешок. И… Он чуть не расплакался от облегчения. Мир обрел привычные краски, запахи и шумы. Пиковая Дама ушла за очередной обещанной жертвой. Он остался один! Несколько часов счастья, пока она забирает свою плату.
Несколько часов собственной жизни. Ощущение своего тела, звук собственного дыхания, тепло… И вернувшиеся воспоминания. А с ними четкое понимание, как он близок к цели. И еще он наконец-то осознал, что достоин той, другой жизни. Свободы. Уверенности в себе. Он смог, он почти прошел до конца весь этот путь.
Перед мысленным взором тут же появилась картинка. Экран его ноутбука и текст той самой курсовой. И тогда еще слабый отблеск будущего плана. Надежда. Спасение. А потом часы, дни, недели, пока он составлял и продумывал все до мелочей. Вспышки гнева на себя, страх и неуверенность, отчаяние, что не сможет, что-то напутает, не решится.
И все же… Зеркала в гостиной Витькиного дома. Запах воска. Ночь за окном. Спящая наверху Милка и его сын. Ожидание. Обряд…
Он чуть нахмурился, как-то болезненно. Нет, не все пошло так, как он мечтал. Было страшно. Очень. Так, что хотелось забиться в угол и плакать, свернувшись калачиком, как ребенок. Просто ныть, жалко и жалобно. А еще – было так завораживающе чудно, странно, видеть отражение собственного страха на лице отца Витьки. Когда тот вошел в дом, остановился посреди гостиной. Глянул в зеркало и… встретился с ней взглядом. А ведь ему самому ни разу не пришлось заглянуть Даме в лицо.
И хорошо! И слава богу! Перед глазами до сих пор стоит воспоминание о том, как тогда побледнел Витькин отец. Как пошатнулся, как вдруг заметался по комнате, замахал руками, отгоняя кого-то или что-то, видимое ему одному. Дядя Коля так трясся, что даже не заметил, как Дама подплыла ближе. Очень близко. Вплотную. Наверное, даже к нему она так не приближается. Держится рядом, стоит за его плечом, но…
Это был самый ужасный момент, когда женская, какая-то расплывчатая, будто призрачная фигура обняла отца Витьки. И тот начал падать, хрипел, держался за грудь. Было так страшно, что он чуть не пропустил тот момент, когда нужно было отдать отцу Витьки карту.
Но он смог! Собрался. Хныкал тогда, был жалким и трясущимся. Но все же подобрался близко, разжал пальцы ювелира, всунул карту. И все это время она стояла над ними. А отец Витьки звал… слов-то было и не разобрать. Только губы двигались. Как-то так… будто неживые. Будто резиновая маска. Но все же удалось разобрать имя. И… ему тогда, возможно, это казалось, но будто он почувствовал злость и обиду дяди Коли. На брата. Он называл его имя, звал… Того, кто не мог прийти. И когда отец Витьки понял, что помощи не будет…
Он сам произнес для нее слова. Вместо ювелира. Сам оформил волю умирающего в приказ. Накажи того, кто предал. Дама получила желание. А потом и того, кто желание загадал.
Ему повезло, он смог выбраться из дома. Смог каким-то чудом сделать все верно, не оставив следов. И метался после, как в бреду, по городу. Пару раз падал, его рвало, желудок крутило от боли, трясло всего, как в лихорадке. А она… Она уже тогда всегда была с ним рядом. Не так близко. Тогда он видел краем глаза ее плащ, слышал стук каблучков. Но она еще не подобралась к нему, не заняла место за его плечом, не оставляла на его коже следов, не путала мысли и не воровала его жизнь.
Она держалась дальше, отравляя его существование. Пока ждала. А потом позвонила Милка. Семен, брат ювелира, нашел ее. И спрашивал о нем. И как сегодня, пришел страх, звериное странное ощущение преследования. Тогда только Дама смогла подобраться ближе. Его страх питал ее. Подошла и осталась. После той, второй ночи.