Слуга праха

Мысли мои были вызваны не воспоминаниями, а страстным, но необъяснимым желанием. Я смутился, меня бил озноб.

Но мысли не покидали меня.

Я попытался представить, как повел бы себя мой бог, очутись он рядом. Стал бы он насмехаться надо мной, говоря: «Итак, твой Господь обманул твои ожидания, Азриэль? И теперь, даже находясь среди избранных, ты вновь призываешь меня? Разве я тебя не предупреждал? Разве не советовал бежать, пока это было возможно?»

Однако моего бога не было в комнате. Он не улыбался мне по-дружески, как если бы мы просто прогуливались прохладным вечером по берегу реки. И он не произнес ни слова. Но я знал, что когда-то он все-таки существовал. Прошлое, словно бурный поток, манило меня, завлекало в свои смертоносные воды.

Во мне зародилась нелепая безосновательная надежда, и сердце мое отчаянно забилось. Запахи, витавшие в воздухе, сделались настолько явными, что я едва не потерял сознание.

«А что, если никто не призывал тебя, Азриэль? — думал я. — Если ты пришел сюда по собственной воле и сам себе хозяин? Быть может, ты вправе сколько угодно тешить себя ненавистью и презрением к этой парочке?»

Мысли доставили мне такую радость, что я едва не рассмеялся в голос.

«Свиток отлично сохранился, ребе, — возбужденно заговорил Грегори. — Смотри, его легко вытащить из-под цепей. Ты можешь его прочитать?»

Однако старик посмотрел не на Грегори, а на меня, словно это я задал вопрос.

«Ты действительно считаешь меня красивым, старик? — мысленно спросил я. — Я знаю, что ты видишь. Не Азриэля, заключенного в ту или иную форму и обязанного подчиняться повелителю, а Азриэля, который был когда-то создан Богом и обладал собственными душой и телом».

«Я приказываю тебе оставаться на месте и не выдавать своего присутствия, дух», — так же безмолвно произнес он, не сводя с меня пристального взгляда.

«Приказываешь, старик? — откликнулся я. — Неужели я заставил биться сильнее твое холодное сердце? Нас связывает нечто общее: мы оба преисполнены ненависти. Как думаешь, она ниспослана нам Богом? В ответ на ее смерть? На смерть Эстер?»

Он смотрел на меня, зачарованный, не в силах произнести ни слова.

Грегори присел на корточки возле шкатулки и осторожно, с опаской коснулся свитка.

«Ребе, он один стоит целого состояния! — воскликнул он. — Прошу, позволь мне развернуть свиток».

Он положил руку на шкатулку и любовно погладил дерево.

«Нет! — отрезал ребе. — Только не в моем доме».

Я взглянул в его затуманенные глаза.

«Ненавижу тебя! — мысленно обратился я к нему. — Неужели ты думаешь, что я стал тем, кто я есть, по собственной воле? Был ли ты когда-нибудь молод? Были ли твои волосы черными, а губы красными?»

Старик не отвечал, хотя я знал, что он слышит мои слова.

«Присядь, — велел он внуку, указывая на обитый кожей стул рядом с собой. — И пиши. После того, как заполнишь нужные чеки, эта вещь будет твоей, и я расскажу все, что о ней знаю».

Я едва не рассмеялся в голос. Так вот оно что! Вот как все будет! Он знал, что я рядом, и намеревался продать меня внуку, которого презирал. Это станет расплатой за все то зло, которое он причинил старику и его Богу. Он уступит меня ни о чем не подозревающему Грегори. Кажется, я все-таки рассмеялся, правда безмолвно, но так, чтобы старик заметил, увидел искорки в моих глазах, насмешливый изгиб губ и покачивание головы в знак признания его хитрости и холодности сердца.

Дрожа от возбуждения, Грегори вернулся к столу и плюхнулся на стул. Старая кожа на сиденье потрескалась и свисала клочьями.

«Назови свою цену», — сказал он.

Я горько, понимающе улыбнулся, но оставался спокойным. Мой старый бог мог бы мною гордиться.

«Отлично, мой храбрец, борись с ними. Тебе нечего терять. Ты надеешься на милосердие Бога? Слушай лучше, какая участь уготована тебе».

Кто произнес эти слова? После стольких лет кто говорил со мной? Какое любящее существо оказалось в тот момент рядом и старалось предостеречь меня? Но я не давал душевной боли отвлечь меня и продолжал следить за Грегори. Сначала, я должен до конца разобраться во всем этом, а уже потом решать собственные загадки.

Я впился ногтями в ладонь.

«Да, я здесь. Я, Азриэль, нахожусь здесь, и неважно, презирает меня старик или нет, убийца ли и его глупый внук, неважно, что меня вновь собираются продать, как будто я лишен собственной души. Главное, я здесь, а не в шкатулке с прахом».

Я представил, что мой бог рядом, что мы стоим бок о бок. Но разве я не воображал то же самое, когда имел дело с другими повелителями? И разве мой бог хоть раз действительно пришел?

Я увидел, как в клубах пара, поднимающегося над кипящим котлом, мой бог оборачивается и смотрит на меня со слезами на глазах. Боже, помоги мне! Но все это происходило лишь в моем воображении, а я должен был наблюдать за тем, что творилось в комнате.

Грегори вытащил из кармана длинный кожаный футляр, открыл его, положив на колено, и достал золотую ручку.