Слуга смерти

— Нет, — сказал я. — Это Уорд. Твой телефон сообщает о том, кто звонит, Нина. Просто взгляни на экран.

— Верно, — ответила она. — Ну и глупая же я. Где ты?

— В Сан-Франциско.

— Вот как? Зачем?

— Я оставил здесь свое сердце. И вернулся, чтобы его забрать.

— Хорошее решение. И как оно?

— Почти нетронутое, — коротко рассмеялся я. — Как дела?

— Пока ничего, — ответила Нина. — Хотя не совсем, происходит что-то странное. Сегодня утром случилось двойное убийство — кто-то оставил труп неизвестной женщины в дрянном мотеле, а потом пристрелил полицейского, чтобы подчеркнуть свою мысль. Да еще оставил в теле женщины жесткий диск.

— Очаровательно, — сказал я.

— Не особо. Естественно, это дело полиции Лос-Анджелеса, но им вплотную занялся Монро, и я вместе с ним. Может, тебе интересно было бы взглянуть на этот диск? Я неофициально сделала с него копию. Ты ведь занимался такими вещами профессионально?

— Верно, — ответил я. — Хотя Бобби наверняка справился бы лучше. И даже побайтная копия может оказаться не в точности совпадающей с оригиналом. Но я взгляну.

— На нем уже нашли короткий текст и музыкальный фрагмент. Явно для пущего эффекта.

— Что за музыка?

— «Реквием» Форе.

— Красиво.

— Я его не слушала.

— А стоит. Весьма бодрит, особенно если учесть, что он предназначен для мертвых.

Она немного помолчала. Я ей не мешал.

— С тобой все в порядке, Уорд?

— Более-менее. — Я коротко рассказал ей о том, что узнал от миссис Кэмпбелл. — Мягко говоря, веселого мало. Кроме того…

Я пожал плечами. Казалось, она это услышала.

— Да, — тихо сказала она. — Я знаю. Иногда мне снится это по ночам. Будто я снова в Холлсе, на полу вестибюля, раненая. А вы с Джоном где-то там, среди домов, пытаетесь найти Сару Беккер. Бобби нет, и я не знаю, где он. Я на полу, и мне очень больно, и кто-то приближается ко мне, чтобы меня убить. И мне кажется, что на этот раз он вполне может это сделать.

— Черт, — пробормотал я. — Мрачно, ничего не скажешь.

— Мне снова приснился этот сон три часа назад. И каждый раз он длится все дольше. И… иногда я боюсь, что однажды наступит момент, когда он вообще никогда не кончится. Меня убьют, и я больше не проснусь.

— Сны длятся ровно столько, сколько сам им позволяешь, — сказал я. — Как хорошие, так и дурные.

— Весьма глубокомысленно, Уорд-сан.

— Ладно. Извини. Сам не знаю, что хотел сказать.

Она рассмеялась, и на этот раз ее смех звучал несколько убедительнее.

— В общем, позвони, когда доберешься до диска, — сказал я. — А я двинусь дальше. Тут мне больше делать нечего.

— Он сейчас лежит у меня на столе, — ответила она.

Я был в доме Нины лишь однажды и очень недолго, но хорошо себе его представлял. На мгновение, сидя на неудобном табурете с наполовину пустой кружкой пива и слыша вокруг неразборчивый шум голосов, я пожалел, что не нахожусь сейчас там. Там или в каком-нибудь другом доме. Который хотя бы напоминает дом.

— Не позволяй Джону к нему притрагиваться, — сказал я. — Буду у тебя завтра вечером. Можешь позвать его к телефону?

— Его сейчас нет, — ответила она. — Я скажу ему, что ты едешь.

Поднявшись к себе в номер, я долго курил. Впрочем, настроения мне это так и не подняло, хотя и помогло избавиться от никотинового голода. Подтащив кресло к окну, я поднял раму и сел, положив ноги на подоконник и глядя на темные здания и огни города. Снаружи и снизу слышались звуки далекой жизни. Мне казалось, будто я сижу на краю огромного континента один-одинешенек, лишенный своего племени, очага и охотничьей территории.

Постепенно мой взгляд сфокусировался на пальцах собственных ног. Странная у них жизнь в наше время. Небольшой поворот судьбы — и они могли бы стать большими боссами, без устали перенося различные предметы, управляя сложной техникой и касаясь разных интересных частей человеческих тел. Но подобное было им не дано. Их просто засовывали в маленькие кожаные темницы и забывали о них, а когда им все же давали свободу, то часто считали не более чем странным украшением на ступнях.

В конце концов я заснул, и мне приснился сон.

Я находился в каком-то старом городе, с мощеными улицами и покосившимися домами, посреди которого располагалась небольшая площадь с рынком, где продавали еду и домашнюю утварь. Я был подростком, влюбленным в цыганскую королеву этого рынка, прекрасную длинноволосую девушку, которая знала любой переулок в этом бурлящем жизнью городе. Она выросла в нем и чувствовала его силу и текущую в его жилах энергию. Королева была недоступна в своей красоте, но в то же время столь прекрасна, что ее любили все. На мгновение мне показалось, будто я действительно помню, как она идет среди прилавков в компании других девушек и темные волосы, окружающие яркий овал ее лица, отбрасывают золотистые отблески.