– Просто сказал вашим увальням, что вы меня ждете. Как они могли не поверить мне, благородному господину? – «благородный господин» вальяжно присел на край стола, кончиками пальцев придвинул отчет о последней стычке с разбойниками. – В этом городе все знают меня и мою семью.
– Но вы не пришли к городским воротам встречать мою персону, – с интересом констатировал Сун Цзиюй.
– Разумеется, не пришел. Что такого вы можете мне дать, чего у меня нет? – тот открыл дело, пролистал без интереса. – Я не занимаюсь контрабандой и не уклоняюсь от податей, как лао Ма, не скрываю отвратительное поведение своего сынка и зятя, как гун Цюй, не отнимаю у бедняков землю, как… ну да не будем об этом. Я просто живу в свое удовольствие и – спасибо моим предкам – ни в чем не нуждаюсь.
– Но все же вы здесь, – Сун Цзиюй резковато прижал обложку свитка пальцем, захлопывая дело.
Господин Ху отдернул руку, укоризненно взглянул на него.
– Я не хвастовства ради сказал, что все в этом городе меня знают. Не будь это правдой, как бы я выторговал для вас скидку на усадьбу Пэя? – он спрыгнул со стола. – Идемте, до темноты успеете ее посмотреть.
Сун Цзиюй глядел на него, не зная, плакать ему или смеяться. Вот пристал, будто медом ему тут намазано!
С одной стороны, стоило дать Ху Мэнцзы возможность отплатить добром за спасение. С другой – не станут ли болтать, что он принял помощь этого Ху, и не повалят ли снова с подарками? Утром была полная приемная, он все отправил обратно.
«Впрочем, – подумал он, – это все равно неизбежно».
– Ну что же, ведите.
Ху Мэнцзы достал веер и принялся обмахиваться, довольный.
– Это недалеко, мы сможем дойти пешком, – он двинулся вперед, совершенно не обращая внимания, следует за ним кто-нибудь или нет. – Небольшое поместье в строгом стиле, Пэи – династия военачальников, поэтому никаких излишеств. Кто там из них сейчас жив… Пэй Силунь?
Пэй Силунь, насколько известно было Сун Цзиюю, вскрыл себе вены в знак протеста, после того как император Чжун-ди заморил голодом его отца. Впрочем, ожидать особой образованности от повесы не стоило.
– А что, если я хочу дом с излишествами? – не удержался он от вопроса.
Ху Мэнцзы снисходительно усмехнулся через плечо.
– Вы-то? Такой строгий и правильный бессребреник?
Сун Цзиюй решил принять это как комплимент. Господин Ху начинал забавлять его; к тому же, судя по оговоркам, он многое знает об этом городе. Возможно, пригласить его выпить – не такая уж дурная идея.
Они вышли из управы и неспешно двинулись по улицам куда-то на восток. На Сун Цзиюя в его темно-синем облачении с серебряным фазаном на груди смотрели, кланялись. Перешептывались за спиной.
Прошел навстречу мальчик-подросток в лазурной курточке, важно державший фонарь с надписью «Ма», а за ним дюжие носильщики с паланкином на плечах. Вышитая шторка паланкина приоткрылась, показалось улыбчивое лицо самого лао Ма.
– Магистрат Сун! Прогуливаетесь?
«Следил ты за мной, что ли», – с неудовольствием подумал Сун Цзиюй.
– Приветствую господина Ма, – он суховато кивнул. – Прогуливаюсь.
– Господин Ма! – сладко пропел Ху Мэнцзы и поклонился. – Какая встреча! Вы не к певичкам ли направляетесь? Прошу, не занимайте мою малышку Цзиньлань, я так давно не видался с ней! Магистрат Сун, вам непременно нужно послушать, как малышка Цзиньлань играет на пипе! Словно фея в наш бренный мир спустилась!
Господин Ма криво ухмыльнулся, словно лимон надкусил.
– Я сегодня ужинаю дома, с семьей, мне, старику, не угнаться за молодыми. Вы уж развлеките магистрата Суна за меня. Может быть, он почувствует себя свободнее в вашем обществе. Доброго вам вечера, господа.
Шторка упала, заколыхавшись, носильщики, неподвижно стоявшие, как каменные изваяния, продолжили свой путь.
«Обиделся, – удовлетворенно подумал Сун Цзиюй. – А все же есть польза от этого Ху. Пусть считают, что новый магистрат ленив и только притворяется строгим. Может, свободнее станут в его присутствии».
На улице тем временем закипала вечерняя жизнь: народ постепенно заполнял улицы, у порогов кабаков надрывались зазывалы, грохотали телеги, пахло жареной рыбой. Ху Мэнцзы лавировал сквозь толпу с непринужденной грацией; было в его походке что-то звериное, и если бы Сун Цзиюй не видел своими глазами его полную беспомощность на той дороге, решил бы, что перед ним – непревзойденный мастер кунг-фу. Впрочем… Кто знает, что еще этот человек скрывает, кроме поэтической натуры.
– Как ужасно, что вас видят со мной, – Ху Мэнцзы сбавил шаг, поравнявшись с ним. – Я пьяница и повеса, значит, верно, и вы такой же. Совсем не умеете выбирать себе друзей.
– Вы сами заманили меня в эту ловушку, а теперь картинно сокрушаетесь? Что вы за человек такой, господин Ху? – Сун Цзиюй усмехнулся. Его мало заботило, что о нем подумают – лишь бы не мешало работе.
Остановившись перед некрашеными, потемневшими от времени воротами, Ху Мэнцзы снял с пояса ключи, повозившись, отпер замок и приветственно махнул рукавом.
– Вот теперь ловушка открыта. Добро пожаловать, магистрат Сун.