Еще не придумано человечеством ничего слаще денег и славы. Какой колокольный звон поднимают в чьей-нибудь голове тысячи влюбленных глаз, какие фантазии ласкают ее при виде златых монет, от сих тысяч текущих! Какие труды и лишения претерпевают люди, дабы жадною рукою дотянуться до горячего лона славы! Сколько головоломных ухищрений замышлено и исполнено, дабы подержаться за хвост сей капризной кобылицы!
Всеевропейские путешественники Ахарат, Фридрих Гвалдо, Великий Копт, маркиз Пеллегрини, граф Феникс, граф Тара и Джузеппе Бальзамо все в лице знаменитого графа Алессандро Калиостро, несказанно мучаясь от боли, брели из Москвы в Санкт-Петербург за каретою, запряженной четвернею. Тело и душа Алессандро Калиостро были разбиты на куски и, казалось ему, тащатся по дороге отдельно один от другого под именами, некогда придуманными урожденным Джузеппе Бальзамо взамен своего собственного.
— Что, друг мой Алессандро, — спрашивал Фридрих Гвалдо, — крепко тебя русские отделали?
— Не то обидно, государь мой, что отделали, а то, что отделали из любви, а не из ненависти.
— Крепись и познай все свое неразумие, любезнейший друг, — отзывался маркиз Пеллегрини, вертясь во все стороны и стараясь рассмотреть синяки на спине. — Могли и совсем убить. А так мы живы.
— Если ты это называешь жизнью, то лучше бы убили, — сказал граф Феникс. — Я со вчерашнего дня не могу есть — рука дрожит и мимо рта проскакивает.
Под Москвой графа Алессандро Калиостро атаковали почитатели его великого дара, щупали, щипали и били скалками. Скалки эти потом были спрятаны как драгоценность на божницах за иконами.
И было от чего!
Будучи проездом в Москве, граф за три дня превратил семидесятилетнюю княгиню Мягкоедову в цветущую барышню осьмнадцати лет, так что она запросилась за него замуж.
Князю Потемкину через его доверенное лицо капитана Осьмуху Алессандро Калиостро сделал бесценный подарок, взяв у него мешок золотых монет с изображением птицы с двумя клювами, но без хвоста и вернув вместо него три мешка монет с портретом Екатерины Второй. Монеты были подвергнуты пробам и оказались из чистого золота!
Из юродивого Василия Желагина он изгнал беса, и Василий был принят в масонскую ложу.
Граф предсказал повышение цен на затычки для ушей, падение полицмейстера в лужу подле Кремля и нашествие на солдатские казармы вшей особливого вида с животами в булавочную головку.
Наконец он отменил землетрясение в Москве! По его тайной подсказке землетрясение было напророчено знаменитой блаженной Февронией на начало ледохода. Лед пошел, дрогнули, но устояли соборы Кремля, устояли дома, устоял город, одна только Феврония, напившаяся с денег графа, свалилась в ледяную воду.
Москва сошла с ума. Во всей древней столице не было дома, где не молились бы за графа. Тьмы поклонников окружили хоромы, где он остановился, от взглядов обожания и трепета перед волшебником плавился снег. Крики счастливцев, заметивших, как дрогнул уголок занавески в его окне, сбивали наземь ворон.
Никогда еще граф Алессандро Калиостро не знал такой бури восторгов и безумства. Жизнь удалась и наполнилась смыслом. Счастье бытия переполняло графа.
Однако он не мог и шагу ступить из дома. Слуга, одетый в его кафтан и вышедший на минуту в лавку, вернулся голым — кафтан, а заодно панталоны и подштанники разорвали на память.
Три дня спустя отощавший, немытый и неубранный граф Алессандро Калиостро бежал из Москвы под покровом ночи, яко тать.
Его, однако, заметили и пустились в погоню.
Поспешное отступление графа было похоже на панический исход неприятеля из пределов российских. Голод поднимал голову и готовил революцию в животах графа, его несравненной спутницы Лоренцы, а также слуги и служанки, доски мостовых трещали под ногами преследователей, как выстрелы фузей, дважды экипаж нырял в канавы, прорытые поперек дороги.
Вырвались наконец за город. Впереди торжественно, как полная луна, сияла свобода.
— Спасены! — крикнул в пространство весенних полей граф Алессандро Калиостро.
Ускользнув от обожателей, он был счастлив более, нежели в их окружении. Мокрый от дождя кустарник, кочки и примятая снегами пашня были безопасны, они не знали, что такое находиться рядом с великим магом и предсказателем.
— Да здравствует безвестность и забвение!
Сумасшедшие крики графа Алессандро Калиостро потонули в реве толпы, вывалившей из соседнего леса.
Граф выпрыгнул из кареты и приказал кучеру гнать лошадей что есть мочи.
Экипаж, вихляя задом, как презрительная женщина, скрылся во тьме. Граф повернулся к толпе, мужественно встречая огромную шайку поклонников.
До рассвета графа мяли и щупали жадные руки обожателей. Солнце встретило его лежащим на обочине и почти бездыханным, как выброшенная на берег щука.
С превеликими трудами он встал на ноги и огляделся. Он был один посреди бескрайней пустыни среднерусской равнины. Его коренастое, почти обнаженное тело дрожало от холода, скуластые щеки вздулись так, что он мог видеть происходящее рядом с ним только наклонив голову.