Слуги Государевы

— К сожалению. — капюшон закачался. — Русских отличает фанатизм во всем. В своих устоях, какими бы варварскими они не были. Их бросает из одной крайности в другую. Одни отчаянно держаться за свои бороды и веру, которую они называют старой, другие с таким же упорством содействуют Петеру в его попытках все сломать и переиначить. Но мы обязаны нести свет этим несчастным людям. Впереди у нашей армии просторы Московии. И мы пойдем с вами, Иоганн, в авангарде. Какой чин вы имели у русских?

— Капитана.

— Я передаю вам королевский патент на полк и чин полковника. Теперь вы в наших рядах. Нам предстоят тяжелые бои, где вы, я не сомневаюсь, докажете еще неоднократно свою преданность нашему делу!

Вот так, Ион Стольхаммар и не получил желаемое место. Отныне и до конца у него был новый командир.

В сентябре 1707 года Карл XII двинулся на восток. Из Саксонии шла 34-тысячная армия с королем во главе, в Лифляндии стоял 16-тысячный корпус Левенгаупта, в Южной Финляндии 15 тысяч генерала Либекера.

* * *

— И зачем я приехал? — думал Андрей, стоя на пепелище, что осталось от дома Никоновых. — где мне искать Наташу-то?

Матушка успокаивала.

— Господь тогда сохранил, и ныне сбережет, Андрюшенька. Отца ее взяли, а семью не тронули. А потом сказывали, что появился он тайком, забрал их и ушли куда-то. Может, и выпустили Ефима. А может и… — не договорила мать.

— Если сбег, — за нее высказался Андрей, — знамо в сыске числиться. А это знаешь что, а матушка? До скончания веку искать будут. А поймают — смерти предадут лютой! Господи, что же делать-то? — застонал, за голову руками схватился.

— В чем вина-то его? Ефима-то? Ну старой веры они, дак что с того? Не воры какие-нибудь. — мать испугалась.

— Да не знаем мы, матушка! Тут и вором не будешь, да в застенок попасть можно, себя вспомнил. Матери, вестимо, ничего не говорил о злоключении своем.

— Может, в Севске справиться? В канцелярии воеводской? — спросила матушка наивно.

— Что ты, что ты! — махнул рукой Андрей, — упаси Бог! Лишь на себя беду накликаешь. Если сбег Никонов, то и тебя сразу схватят.

— Так приезжали уж! Подьячий, тот самый, что увел его с собою.

— Ну вот видишь! И что?

— А ничего! Люди сказали что есть: Видеть их, не видели, слышать, не слышали. Как вы, дескать, отца забрали, то и семья куда-то подевалась. Уехал подьячий несолоно хлебавши!

— Значит, в сыске они! Эх, горе-то какое! — совсем закручинился Андрей. Пожил совсем немного у матери. И в полк засобирался. Тяжко здесь ему было. Каждый день пепелище видеть. Вздохнул:

— На все воля Божья! Сохрани и спаси ее, Господи! — и назад на войну поехал.

Глава 18 Сыск

Неспокойно на границах. Где-то война полыхает неподалеку, а здесь людишки воровские шастают. Война она любая людей зверьми делает. Оружия много разного. Войска сразились, хорошо если сил хватит прибрать за собой, убитых-раненых похоронить, да трофеи собрать. А бывает, что оба супротивника обессиленные расходятся. Крестьяне, да обыватели разные сперва разбегаются, а после баталии из нор вылезают, ну и на поле вестимо. Вдруг поживиться чем можно. В хозяйстве все сгодиться. А не сгодиться — продать тогда. На всякий товар покупатель найдется. С оружием хуже. Оно, по сути своей для убийства создано. К нему и тянуть начинает, если в Бога не веруешь, в заповеди его. Один ружье взял — убил кого-то, другой, глядишь и шайка получилась.

Ехал давеча помещик подгулявший с Карачева к себе именьице. Возница тож приложился втихаря. Для смелости. А иначе-то как? По временам-то нонешним? Топор оно конечно при себе имеется. Только и с топором боязно. Ехали они себе ехали, да задремал возница на облучке. Лошади смирные, дорогу домой сами знают. Спят себе путники запоздалые. Один спереди, другой сзади, похрапывают. Выскользнули из густоты лесной мужики бородатые. Лошади всхрапнули было, да поздно. Грянул выстрел, полетел кубарем возница в пыль дорожную. Замертво. А барин только глаза на шум продрал, его кистенем уважили. До беспамятства. Очнулся в лесу, весь голый уже сидит, руки-ноги связаны. В трех шагах ватага варначья у костра. Барахлишко его рассматривают.

— Ого, сырой[20] барин проспался! — один заметил. Все обернулись.

— Вы кто такие? — ошарашено спросил.

— Мы портные для шитья кафтанов барских[21]. — Другой ответил. А сам вида страшного. Бородища черная, шапка на глаза надвинута, ноздри рваные, на щеках «К» и «Т» выжжены. В глазах темных огоньки кострища пляшут.

— Да вас…в приказ Разбойный…к суду! — угрожать попытался.

— Ох, ха-ха-ха, — заржали все, — ох и потешил, нас барин.

А тот, клейменый, за старшого видать, сказал смеясь:

— Не что не видишь, мы тут все чрез каменный мешок[22], да четки монастырские[23] прошедшие. И по спинам нам долго плетями мазали[24], и ноздри рвали, и парили вениками сухими и трусили зажженными листьями, и хотя баня[25] была и не топлена, но вельми жаркой нам показалась. А ты тут лаешься, пес. А ну, купцы, качалка[26] ждет барина. Зажился. — И повесили на суку ближайшем. Сами к костру вернулись. Гуляла по дорогам брянским ватага воровская.