Слуги милосердия

– Не сомневаюсь, – сказала я. – Тебя по уши накачали препаратами. Врач с тобой еще не закончила.

– Не думаю, что врач способна для меня что-то вправду сделать, – возразила Сеиварден. – Она говорила со мной. Она может только самую малость. Я сказал, пусть делает, но не думаю, что это сильно изменит что-нибудь. – Она закрыла глаза. – Я и правда думаю, что могу вернуться на вахту. Сейчас не хватает людей.

– Я привыкла, – сказала я. – Все будет в порядке.

По моему приказу лейтенант Экалу пришла в мою каюту. Лицо ее было лишено всякого выражения, как у вспомогательного компонента, и не только потому, что она проснулась всего лишь десять минут назад. Я могла бы спросить корабль, из-за чего страдает Экалу, но не стала этого делать.

– Лейтенант. Доброе утро. – Жестом я предложила ей сесть за стол напротив меня.

– Сэр, – сказала лейтенант Экалу и села. – Я бы хотела извиниться. – Голос ее был ровным, лицо – по-прежнему невыразительным.

Калр Пять поставила перед ней розовую чашку с чаем.

– За что, лейтенант?

– За эту проблему с лейтенантом Сеиварден, сэр. Я понимала, что она имела в виду комплимент. Мне просто нужно было воспринять его таковым. Мне не следовало проявлять такую чрезмерную чувствительность.

Я отпила чаю.

– Пусть так, – сказала я, – но отчего же лейтенант Сеиварден не восприняла как комплимент то, что вы доверяли ей настолько, что сообщили о том, что чувствовали? Почему бы ей не извиниться за проявление чрезмерной чувствительности?

Лейтенант Экалу открыла рот. Закрыла его.

– Это не ваша вина, лейтенант. Бы не сделали ничего безрассудного. Напротив, я рада, что вы высказались. И вы никак не могли знать, что это произошло в то время, когда лейтенант Сеиварден находилась на грани некоего эмоционального срыва. А те… те трудности, что она испытывала и что проявились недавно столь драматическим образом, не были вызваны вашими словами. И не они породили то поведение, на которое вы жаловались. Между нами – ну, и кораблем, конечно, – я бросила взгляд на Пять, и она тут же покинула каюту, – Сеиварден поступала подобным образом с очень многими людьми: и с возлюбленными, и с другими – в прошлом, задолго до появления проблем, которые привели к тому, что она не несет больше вахту и отлеживается в медчасти. С самого рождения она была осыпана богатством и привилегиями. Она думает, что научилась подвергать это сомнению. Но на самом деле она научилась не столь многому, как ей кажется. И когда ей указали на это, она отреагировала нездорово. У вас нет никаких обязательств проявлять в таком случае снисходительность. Я думаю, ваши отношения были полезны и для нее, и для вас, по крайней мере в какой-то степени. Но мне не кажется, что у вас имеются обязательства продолжать их, если они будут для вас мучительны. И вы определенно не должны извиняться за то, что настаиваете на разумном обращении с собой.

Пока я говорила, лицо Экалу не менялось. Теперь, когда я закончила, мышцы вокруг ее рта стали едва заметно подергиваться. На мгновение я подумала, что она вот-вот заплачет.

– А теперь, – продолжила я, – к делу. Мы будем сражаться, и довольно скоро. На самом деле, я собираюсь открыто выступить против Анаандер Мианнаи. Конечно, той ее части, что противостоит Анаандер, давшей мне эту должность командующего, но, в конце концов, обе они – лорд Радча. Любой на борту, без всяких исключений, кто не хочет противодействовать Анаандер Мианнаи, волен покинуть корабль на челноке. Через два часа мы уйдем через шлюз, и за это время вам нужно принять решение. Я знаю, что члены экипажа испытывают некоторые опасения насчет исхода всего дела и насчет того, вернутся ли они опять в родные места, а я не могу дать таких обещаний. Вообще никаких.

Я не могу гарантировать, что если они уйдут, то окажутся в безопасности. Все, что я могу, – предложить выбор: сражаться со мной или нет.

– Не могу представить себе сэр, что кто-нибудь…

Я остановила ее, подняв руку.

– Я ничего не представляю себе и ничего не ожидаю. Любой член команды волен покинуть корабль, если не хочет этом участвовать.

Сохраняя полную невозмутимость, Экалу молча размышляла. Я испытала искушение связаться с кораблем, чтобы видеть, что она чувствует. И осознала, что не пользовалась той возможностью с той минуты, когда Тайзэрвэт столь разозлилась, поняв, что я так делаю. Ее слова, должно быть, обожгли меня сильнее, чем хотелось бы признать, а почему – не вполне ясно.

– Прошу вашего снисхождения, капитан флота, – прозвучал голос Амаат Один в моем ухе. – Переводчик Пресгер Зейат здесь и просит разрешения подняться на борт.

– Извините, Амаат?

Это было просто невозможно. Когда мы покинули базу Атхоек, крошечный кораблик переводчика оставался там пристыкованным. Если бы он последовал за нами, мы бы знали.

– Сэр, простите, корабля переводчика не было, а потом он просто возник. И теперь она просит разрешения подняться на борт. Она говорит… – Сомнение. – Она говорит, что на базе никто не подаст ей устриц в таком виде, как она хочет.

– У нас здесь вообще нет устриц, Амаат.