Слуги милосердия

– Все они! Все кексы! – Она была совершенно восхищена своей мыслью. Зейат смахнула кексы с подноса на стол и сделала из них две кучки. – Вот эти, – указала она на несколько большую горку кексов с финиками и корицей, – содержат в себе фрукты. А эти, – она ткнула в другую кучку, – нет. Понимаете? Прежде они были одинаковы, но теперь они – разные. И смотрите. Вы можете думать я знаю, я размышляла об этом, – что они разные из-за фруктов. И ли из-за не-фруктов, знаете, как может быть. Но смотрите на это! – Она размела кучки и уложила кексы как попало. – Теперь я провожу линию. Воображаемую! – Она наклонилась, положила руку посреди рядов кексов и отмела часть из них в сторону. – Вот эти, – указала она в одну сторону, – отличаются от тех. – Она махнула на другие. – Но некоторые из них содержат фрукты, а некоторые – нет. Прежде они были разными, но теперь они – одинаковые. И по другую сторону линии – так же. И теперь. – Она протянула руку и взяла шашку с игровой доски.

– Без жульничества, переводчик, – сказал «Титанит». Спокойный и милый.

– Я верну ее, – возразила переводчик Зейат и затем положила шашку между кексов. – Они были разные – вы признаете, не так ли, что они прежде были разные? – но теперь они одинаковые.

– Подозреваю, что шашка не так вкусна, как кексы, – заметил «Титанит».

– Зависит от точки зрения, – сказала переводчик Зейат чуть чопорно. – Потому что теперь это кекс. – Она нахмурилась. – Или теперь кексы – это шашки?

– Я так не думаю, переводчик, возразила я. – Ни то ни другое. – Я осторожно поднялась со своего стула.

– Ах, капитан флота, это потому, что вы не можете видеть мою воображаемую линию. Но она реальна. – Она постучала по своему лбу. – Она существует. – Она взяла один из финиковых кексов и водрузила его на игровую доску там, где была шашка. – Видишь, я же говорила тебе, что положу ее на место.

– Думаю, теперь моя очередь, – сказал «Титанит», взял кекс и откусил от него. – Вы правы, переводчик, этот на вкус так же хорош, как и остальные кексы.

– Сэр, – прошептала Калр Двенадцать, которая последовала вплотную за мной, когда я с опаской вышла в коридор. Она слушала весь разговор с нарастающим возмущением и ужасом. – Мне нужно сказать вам, сэр, что никто из нас никогда не назовет вас оно.

На следующий день Сеиварден нашла Экалу в одиночестве в кают-компании.

– Прошу прощения, Экалу, – обратилась она с поклоном, – я не хотел занимать время твоего перерыва, но корабль сказал, что у тебя может найтись минутка.

Экалу не встала.

– Да? Она отнюдь не была удивлена.

Корабль, разумеется, предупредил ее о приходе Сеиварден. Убедился в том, что это время будет для Экалу удобным.

– Я хочу кое-что сказать, – произнесла Сеиварден, по-прежнему стоя, взволнованно и неловко, прямо в дверном проеме. Я имею в виду… Некоторое время назад я извинялся за то, что вел себя с тобой очень плохо. Она сконфуженно вздохнула. – Я не понимал, что я сделал, я просто хотел, чтобы ты перестала на меня злиться. Я просто произнес то, что мне подсказал корабль. Я злился на тебя за то, что ты злилась на меня, но корабль отговорил меня от еще больших глупостей, чем я уже наделал. Но я об этом все время думал.

Экалу, сидя за столом, застыла на месте, лицо ее было непроницаемо, как у вспомогательного компонента.

Сеиварден знала, что это могло означать, но не ждала, пока Экалу что-нибудь скажет.

– Я об этом думал, и я так и не понимаю до сих нор, почему мои слова так тебя обидели. Но мне и не нужно. Тебя это обидело, и, когда ты сказала об этом, мне следовало извиниться и перестать говорить так. И может быть, потратить некоторое время, чтобы попытаться понять.

Вместо того чтобы настаивать на том, чтобы ты управлялась со своими чувствами, как мне удобно. И я хочу сказать, что мне очень жаль.

Сеиварден не могла видеть реакцию Экалу на свои слова, поскольку она сидела совершенно неподвижно. Но корабль – мог. И я могла.

Сеиварден произнесла:

– И еще я хочу сказать, что скучаю по тебе. И по тому, что у нас было. Но это моя собственная глупая ошибка.

Тишина длилась пять секунд, хотя я думала, что в любое мгновение Экалу может заговорить или встать. Или заплакать.

– А также, – продолжила тогда Сеиварден, я хочу сказать, что ты прекрасный офицер. Тебя бросили на эту должность неожиданно и почти без всякой подготовки, и мне хотелось бы быть таким спокойным и сильным в мои первые недели лейтенантства.

– Ну, тебе было тогда всего лишь семнадцать, – сказала Экалу.

– Лейтенант, – посоветовал корабль Экалу в ухо, – примите комплимент.

Вслух Экалу сказала:

– Но спасибо.

– Для меня честь служить с тобой, – сказала Сеиварден. – Благодарю за то, что нашла время меня выслушать. – Она поклонилась и вышла.

Экалу сложила руки на столе и опустила на них голову.

О, корабль! – произнесла она с отчаянием в голосе. – Ты сказал ей что-нибудь из этого?

– Я помог немного с формулировками, – ответил корабль. – Но это была не моя идея. Она на самом деле так думает.

– Тогда это была идея капитана флота.

– На самом деле нет.