Слуги правосудия

Мое сердце — это рыбка, скрывается в ежовнике. Я размышляла о том, что все может не заладиться с самого начала, с той минуты, как я сойду с корабля и столкнусь с инспекторами порта. Или со службой безопасности базы. Или еще что похуже. Думала о том, что меня арестуют прямо в порту и все, что я сделала, окажется напрасным.

И я думала о лейтенанте Оун.

— Я так предсказуема? — Я заставила себя улыбнуться, словно меня это позабавило.

— Не предсказуема. Не совсем так. Просто… — Она помедлила. Слегка нахмурилась, будто внезапно пожалела, что заговорила. — У тебя есть несколько привычек, которые я заметил, вот и все. — Она вздохнула. — Портовые инспектора вкушают чай? Или ожидают, пока мы созреем? — Мы не могли оставить корабль без разрешения Инспекторского управления. Инспектор, вероятно, получил наши документы, когда корабль запросил разрешение пристыковаться, и у него было много времени просмотреть их и решить, что делать, когда мы прибудем.

Все так же опираясь спиной на судовую переборку, Сеиварден закрыла глаза и стала мурлыкать себе под нос. Ее голос подрагивал, звучал то тише, то громче, и она перевирала интервалы. Но тем не менее это было узнаваемо. Мое сердце — это рыбка.

— Буфера Аатр! — выругалась она, пропев полтора куплета, по-прежнему не открывая глаз. — Ты и меня заразила.

Прозвучал дверной колокольчик.

— Войдите, — сказала я.

Сеиварден открыла глаза и села прямо. Собранная. Я заподозрила, что ее скука была притворством.

За скользнувшей в сторону дверью оказалась особа в темно-синем пиджаке, перчатках и брюках инспектора порта. Стройная и молодая; возможно, двадцати трех или двадцати четырех лет. В ней было что-то знакомое, хотя я не могла понять, кого она мне напоминает. Об этом могла бы сообщить мне более редкая, чем обычно, россыпь драгоценностей и памятных брошек, если бы я присмотрелась к ним поближе, чтобы прочесть имена, что было бы неприлично. Напротив меня Сеиварден спрятала голые руки за спину.

— Уважаемая Брэк, — сказала помощник инспектора с легким поклоном. Казалось, ее совершенно не беспокоят мои обнаженные руки. Привыкла общаться с иноземцами, предположила я. — Гражданин Сеиварден. Прошу вас пройти со мной в кабинет старшего инспектора.

Никакой необходимости встречаться с самой старшим инспектором у нас не было. Эта помощница инспектора могла своей властью выпустить нас на базу. Или приказать арестовать нас.

Мы последовали за ней через переходной шлюз на погрузочную площадку, затем через другой шлюз — в коридор, полный людей: портовых инспекторов в темно-синем; сотрудников службы безопасности базы в светло-коричневом; то тут, то там мелькала темно-коричневая форма солдат; попадались и пятна более ярких цветов — горстка граждан без формы. Этот коридор вел в широкий зал, вдоль стен которого стояла дюжина богов, чтобы присматривать за путешественниками и торговцами, в одном конце — вход на саму базу, а напротив — дверь в кабинет инспектора.

Помощник инспектора проводила нас через крайний кабинет, где девять младших помощников в синей форме разбирались с предъявившими претензии капитанами кораблей, а за ними располагались кабинеты для дюжины старших помощников и их подручных. Пройдя мимо них, мы оказались во внутреннем кабинете с четырьмя стульями, маленьким столом и дверью в дальней части, закрытой.

— Мне жаль, гр… уважаемая и гражданин, — сказала помощник, которая привела нас сюда, ее пальцы шевелились — она с кем-то общалась, вероятно с ИИ базы или самой старшим инспектором. — Старший инспектор была доступна, но возникло некое обстоятельство. Я уверена, что это займет не более нескольких минут. Прошу вас присесть. Не желаете чаю?

Значит, предстоит довольно продолжительное ожидание. А учтивое предложение чая подразумевает, что это не арест. Никто не обнаружил, что мои документы фальшивые. Здесь все, включая Базу, верят, что я именно та, за кого себя выдаю, чужеземная путешественница. И может быть, у меня появится возможность выяснить, кого же напоминает мне эта молодая помощник инспектора. Откуда она?

— Да, благодарю вас, — ответила я.

Сеиварден не ответила на предложение чая тотчас же. Скрестив руки на груди, она спрятала обнаженные кисти под локти. Вероятно, ей хотелось чаю, но ее смущали собственные руки без перчаток, которые не удалось бы скрыть, держа чашку. Так я думала, пока она не произнесла:

— Не могу понять ни слова из того, что она говорит.

Произношение Сеиварден и ее манера речи, вероятно, были знакомы большинству образованных радчааи — из старых развлекательных зрелищ и широко распространенного подражания речи Анаандер Мианнаи представителями уважаемых — или надеющихся стать таковыми — семейств. Мне не казалось, что изменения в произношении и лексическом составе языка были настолько значительными. Но они происходили в течение всей моей жизни, а Сеиварден никогда не отличалась особой чуткостью к восприятию языка.

— Она предлагает чаю.

— О! — Сеиварден бросила взгляд на свои сложенные на груди руки. — Нет.