Ури возвышался над ним. Луи не видел ничего, кроме него.
Уловка сработала. Ури мог бы переломать Луи все кости, если бы захотел, но желание поиграть с добычей было слишком велико. Луи мысленно возблагодарил судьбу за тупость своего кузена.
Схватив Луи за плечи, Ури рывком поднял его на ноги.
Луи быстро поискал глазами то, что ему было нужно. Возможно, эта хитрость могла стать последней в его жизни. Он нашел то, что искал: едва заметную выпуклость на груди Ури, под рубашкой. Ножны кинжала.
Луи прижал обе руки к груди — как бы защищаясь и умоляя пощадить его. Конечно, это выглядело глупо перед лицом такого противника, но он просто-напросто придал своим рукам, перемазанным кровью и слизью, нужное положение.
Луи не раз видел, как убивает Ури. Самоанцу нравилось прикасаться к жертве и чувствовать, как обреченный на смерть корчится в конвульсиях. Он обожал запах страха.
Предсказуемый, как морская волна, Ури заключил Луи в сокрушительные объятия.
Он не слишком усердствовал. У Луи только сжались легкие и хрустнули ребра… хрустнули, но не сломались. Он мог выдержать такое давление секунд десять, пока не потеряет сознание или пока Ури не сломает ему позвоночник.
Но самым противным было то, что от Ури несло псиной. Он взмок от пота.
Луи для виду брыкнул ногами, надеясь, что это порадует туповатого кузена, а в это время его руки, ставшие еще более скользкими от пота Ури и нарастающего давления, двигались вверх по груди Ури, все выше и выше, и наконец Луи прикоснулся к кожаным ножнам, а потом — к рукоятке Салицерана.
Еще немножко…
Его пальцы обхватили рукоятку.
Ури замер на месте и вытаращил глаза.
Он понял, что совершил ошибку, но что он мог сделать теперь? Если он отпустит Луи, тот сразу же схватит отравленное лезвие.
И Ури поступил абсолютно предсказуемо: он сдавил Луи еще сильнее.
Позвоночник Луи хрустнул по всей длине. Но возросшее давление помогло ему: его руки скользнули вверх с такой быстротой, словно ими выстрелили из пушки.
Сжав рукоятку и выхватив клинок из ножен, Луи повернул его так, чтобы лезвие рассекло шелковую рубашку Ури, а зазубренный кончик уперся в шею кузена.
В том месте, где лезвие поранило кожу, появилась тонкая черная полоска, по обе стороны от которой грудь Ури покрылась волдырями. Яд расползался по кровеносным сосудам.
Ури вскрикнул.
Он разжал руки, и обессилевший Луи рухнул на пол. Ури схватился за горло.
Поцелуй Салицерана славился невыносимой болью.
Луи ухитрился удержать клинок. Он наконец смог сделать судорожный вдох. Черные точки, плясавшие перед его глазами, исчезли.
Кинжал был длиной от запястья до локтя. Во время первой Великой войны мощный меч сломался при ударе о нечто огромное и неподвижное. Теперь его обломки вращались меж звезд. Салицеран был изготовлен из одного такого обломка, он непрерывно источал яд, пахнувший жимолостью и горьким миндалем. На слоистой дамасской стали пестрели руны — такие древние, что даже Луи не мог их прочесть.
Ури дергался и задыхался. Яд все глубже проникал в его тело. Его шея распухла.
Луи не повторил ошибку кузена. Не произнося ни слова и не медля ни секунды, он вонзил клинок в глаз Ури.
Ури дико закричал. Его руки заметались в воздухе в поисках Луи. Он хотел раздавить его в предсмертных объятиях.
Луи попятился назад.
Ури моргнул уцелевшим глазом и рухнул на бетонный пол. Фундамент дома содрогнулся. Ури дернулся раз, еще раз, испустил последний вдох и замер.
— Прости, кузен, — прошептал Луи.
Он действительно сожалел об Ури. Самоанец так любил Селию. Конечно, по-своему, рабски, но все равно это была любовь. А такая любовь заслуживала существования, хотя бы ради того, чтобы тот, кто любит, страдал во веки веков.
— Поверь, так лучше для тебя, — проговорил Луи. — Из этого никогда ничего не получится. Уж ты поверь моему собственному опыту.
Луи казалось, что у него сломаны все кости. Боль в спине была подобна удару током.
Но это пройдет. С физическими травмами он справится без труда, как только осуществит ритуал, предназначенный для того, чтобы забрать последние остатки силы, еще задержавшиеся в поверженном теле Ури.
Луи прикоснулся к шее Ури, чтобы пощупать пульс, но она слишком сильно распухла. Тогда Луи поспешно снял туфлю с ноги Ури и зажал пальцами артерию на лодыжке. Он не почувствовал никакого движения, никакого тепла жизни.
Яд Салицерана сражал королей и пап, бессмертных и ангелов — в конце концов, клинок именно для этого и был изготовлен.
Луи прикоснулся к груди Ури, нашел ножны, отстегнул и зачехлил ядовитый кинжал.
Держа в руках ножны с Салицераном, он задумался. Обладание клинком открывало перед ним новые возможности. Но для чего? Борьба с Ури — это было то же самое, что схватка матадора с мамонтом. Крайне маловероятное сражение, но все же у человека оставался крошечный шанс остаться в живых.
Но то, о чем Луи размышлял теперь, было бы подобно схватке комара со скоростным поездом.
Если только Луи не проявит особую, необычную, высокопрофессиональную хитрость.
Возможно.