Слуги Темного Властелина

– Как ты думаешь, зачем Моэнгхус тебя призвал? – спросил Найюр, ошеломленный тем, как странно звучит это имя, произнесенное вслух. «Моэнгхус…»

Дунианин жевал. Лица его было не видно за золотыми складками огня.

– Не знаю.

– Но что-то ты должен знать! Ведь он посылал тебе сны.

Неумолимые голубые глаза, поблескивающие в свете костра, пристально вглядывались в его лицо. «Начинает изучать», – подумал Найюр, но тут же сообразил, что изучение началось уже давным-давно, еще с его жен в якше, и не прерывалось ни на миг.

«Измерению нет конца».

– В снах были только образы, – сказал Келлхус. – Образы Шайме. И неистовой схватки между народами. Сны об истории – той самой вещи, что дуниане ненавидят сильнее всего.

Найюр понял, что этот человек делает так постоянно: постоянно усеивает свои ответы замечаниями, напрашивающимися на возмущенную отповедь или расспросы. Дуниане ненавидят историю? Но в том-то и состояла цель этого человека: отвлечь душу Найюра от более важных вопросов. Какое мерзкое коварство!

– Однако он тебя призвал, – стоял на своем Найюр. – Кто призывает человека, не объясняя причин?

«Разве что он знает, что призванный вынужден будет прийти».

– Я нужен моему отцу. Это все, что я знаю.

– Ты ему нужен? Зачем?

«Вот. Вот главный вопрос».

– Мой отец воюет, степняк. Какой отец не призовет своего сына во время войны?

– Тот, кто причисляет сына к своим врагам.

«Тут есть что-то еще… Что-то, что я упускаю из виду».

Он посмотрел поверх костра на норсирайца и каким-то образом понял, что Келлхус разглядел в нем эту догадку. Можно ли надеяться одержать победу в таком состязании? Можно ли одолеть человека, который чует его мысли по малейшим переменам в выражении лица? «Лицо… Надо скрывать лицо».

– С кем он воюет? – спросил Найюр.

– Не знаю, – ответил Келлхус, и на миг его лицо показалось почти растерянным, как у человека, рискнувшего всем в тени катастрофы.

«Жалость? Он пытается вызвать жалость у скюльвенда?» Найюр едва не расхохотался. «Быть может, я его переоцениваю…» Но инстинкты снова спасли его.

Найюр достал свой блестящий нож и отпилил еще кусок амикута – полоски говядины, завяленной с травами и ягодами, основной дорожной пищи скюльвендов. И, жуя, бесстрастно воззрился на дунианина.

«Он хочет, чтобы я думал, будто он слаб».

ГЛАВА 13 ГОРЫ ХЕТАНТЫ

«Даже жестокосердные избегают жара отчаявшихся людей. Ибо в кострах слабых трескаются самые прочные камни».

Конрийская пословица

«Так кто же был героем, и кто был трусом в Священной войне? В ответ на этот вопрос сложено уже достаточно песен. Не нужно говорить, что Священная война предоставила новые сильные доказательства старого изречения Айенсиса: „Несмотря на то что все люди одинаково хрупки перед миром, различия между ними колоссальны“».

Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»

Весна, 4111 год Бивня, центральные степи Джиюнати

Никогда прежде Найюр не переживал такого испытания.

Они ехали на юго-восток, практически никем не замечаемые, так что никто не пытался их остановить и причинить им зло. До катастрофы при Кийуте Найюр и его родичи не могли проехать и дня, не повстречавшись с отрядами мунуатов, аккунихоров и других скюльвендских племен. А теперь от одной до другой такой встречи проходило дня три-четыре. Земли некоторых племен они проезжали вообще незамеченными.

Поначалу Найюр тревожился, завидев скачущих всадников. Конечно, обычай защищал любого скюльвендского воина, отправившегося в паломничество в империю, и в лучшие дни такие встречи были поводами остановиться и поболтать, обменяться новостями и передать привет родичам. Временем отложить ножи. Но одинокие скюльвендские воины никогда не ездили в сопровождении рабов, да и времена нынче были не лучшие. Найюр знал, что в годину бедствий люди ничто не отмеряют так скупо, как терпимость. Они делаются более суровы в толковании обычаев и менее склонны прощать необычное.

Однако большинство отрядов, встречавшихся им на пути, состояло из юнцов с девичьими лицами и руками тонкими, точно ветка ивы. Если они не впадали в почтительный ступор при одном виде шрамов Найюра, то принимались выпендриваться, как то свойственно подросткам, гордо подражая речам и поведению своих убитых отцов. Они с умным видом кивали, слушая объяснения Найюра, и сердито хмурились на тех, кто задавал детские вопросы. Мало кто из них видел империю своими глазами, так что для них она оставалась краем чудес. И все они рано или поздно просили его отомстить за их убитых родичей.