Читаем Слуги в седлах полностью

Слуги в седлах

— Я все лето ломал над этим голову и могу аргументировать теперь не только эмоциями. Когда я показал эти бумаги госпоже Мякеля и Хенрикссону, они меня одобрили. Надеюсь, я теперь смогу доказать и правлению, что не в его интересах строить завод и пристань так близко к городу. Уже через десять лет здесь вырастут городские кварталы. Этот берег — единственный выход к природе. Кроме того, мы искали и нашли гораздо более выгодное место, оно ближе к железной дороге и к морским путям. Оно во всех отношениях лучше. А вы торопитесь подвести черту и исключить все другие решения.

— Я вполне тебе верю и мог бы ждать, как и все мы здесь, но там, наверху, другие люди. И они торопятся. Почему? Потому, что такого случая поджидают и другие города. Если мы немедленно не начнем, всю затею могут передать другому городу.

— Не понимаю, почему ради нескольких месяцев надо все испоганить на двадцать лет вперед.

— Вопрос ставили на голосование. Четырьмя голосами против трех проект был одобрен. Теперь его предстоит быстро осуществить.

— До сих пор я здесь решал, что и когда начнет осуществляться. Если в бумагах правления отсутствует подписанная мною маленькая объяснительная записка, то правление влипло, на этот счет существует какой-то параграф в «Положении» нашего учреждения.

Директор засмеялся.

Смех прозвучал неестественно.

— Шутишь. Ты же знаешь, что это только формальность.

— До сих пор было не так.

— Не спорю, правление принимает свои решения нередко сгоряча, как на этот раз. Я уверен, что ты прав. Но что поделать?

— Я, во всяком случае, не хочу испортить из-за одного года двадцать лет. Хватит. Не хочу. У меня слишком мало времени... В молодости — может быть... Но теперь нет. Я не проживу двадцати лет... И то короткое время, которое мне еще осталось, я хочу потратить на жизнь...

Он произнес это тихим голосом и посмотрел исподлобья на директора. Он ожидал, что тот смутится, слова не сможет вымолвить, станет извиняться, скажет, что возьмет проект обратно, и попросит отсрочки еще на год. Но нет. Няятялампи не смутился. Он улыбнулся сначала принужденно, потом дружески, и в глазах у него появился жесткий, острый блеск. Голос прозвучал спокойно и ласково:

— Верно... Я бы на твоем месте тоже так думал. Но это чистая видимость, ничего общего с жизнью она не имеет.

— А по-моему, имеет. Большую часть жизни я все уступал и уступал. Наконец мне не осталось ничего другого, как, не считаясь с собственным мнением, подписывать все новые и новые договоры.

— Если ты будешь упорно стоять на своем, правление действительно не сможет начать строительство. За последнее время в больших учреждениях было много злоупотреблений. И ревизоры, к сожалению, неподкупны в Финляндии. Это осложняет дело. Правление не осмелится начать работы без твоего формального одобрения.

— Я же об этом тебе и толкую. Задержите внедрение, чтобы архитекторы успели составить новый проект для нового участка.

Потом в голосе директора послышалась печаль:

— Но правление имеет право уволить тебя в любое время, и оно способно на это.

— Пусть увольняют, если...

Он не знал, что сказать.

Они помолчали.

Потом директор встал.

— Я сожалею, Хейкки. Можешь мне поверить, я действительно огорчен. Теперь мне ничего не остается, как доложить о положении дел правлению и позвонить нашему психиатру, чтобы он завтра побеседовал с тобой.

— Психиатру? На кой черт?

— Это тоже формальность. Пообедаете где-нибудь вместе, потом я с ним поговорю. Ты получишь полную пенсию. Это-то устроится.

— А если я откажусь?

— Это твое дело. Но я хочу сделать то, что полагается. Об этом мы еще поговорим. До свидания.

— Ты о чем задумался?

Это Кристина.

— Скоро будет кофе.

Они встали из-за стола. Он пошел в кабинет. i

Психиатр? Он проработал больше тридцати лет. А теперь зовут психиатра, чтобы вышвырнуть его, как хлам. Так он получит полную пенсию.

К этому ли он стремился всю свою жизнь?

Удивительно. Какой удобный способ выкидывать человека. Простой, прямолинейный, современный.

Из гостиной донеслась музыка, потом печальный тенор долго жаловался. Это Эса поставил пластинку.

— Кристина! Иди-ка сюда.

— У тебя что-нибудь важное? Мне надо еще одеться. Кофе настаивается. Вы пейте вдвоем. Мне на заседание.

— Я иду завтра к психиатру.

— Хорошо, хорошо. Я положу рядом с кофейником пирог. Это черничный. Эса любит пироги со свежей черникой.

— Психиатр даст заключение, что я рехнулся, и потом меня вытурят на пенсию.

— А когда поедите, положи его в холодильник... Что ты говоришь?

— Что я обязательно положу черничный пирог в холодильник. Можешь идти на заседание, а я скорее повешусь, чем позволю черничному пирогу черстветь на столе. Счастливого пути!

Кристина разинула рот, и нижняя губа у нее трижды дернулась.