Слуги ветра

В это утро я вышел на террасу, чтобы немного размяться. От сытой жизни бездельника можно было раздобреть, а это непозволительно для моего ремесла. Где ж это видано, чтоб вор с одышкой и кряхтением волочил собственное пузо. Такое можно ворам рангом повыше, министрам да чиновникам, которых просто так за руку не поймаешь. Успел я познакомиться с этой братией, не чета я им. Ложе прежнего хозяина показалось мне чересчур мягким и глубоким, непривычным. Спать в постели казненного считалось дурным знаком, плохой приметой, но я не был настолько суеверен. Признаться, сон был тревожный, наполненный какими-то ужасными событиями, суть которых ускользнула от меня. Запомнился только ужас и негодование, смешанные чувства, словно бы дурное происходило не с самим тобой, а с кем-то еще, близким тебе человеком. Хотя откуда у меня близкие люди. В любом случае волшебные краски восхода смыли с меня, словно родниковая вода, все дурные впечатления и мысли.

Слуги прежнего владельца этого дома относились ко мне очень пренебрежительно. Следовало ожидать. Еще три камня назад во дворе расхаживал хранитель мистической библиотеки храма над алтарем воды, а теперь — безродный проныра, чье ремесло читается без особого труда по одним только повадкам. Слуг нельзя было винить в таком отношении. Требовалось время, чтобы они смогли смириться или поменять себе хозяина, я не держал их силой и даже платил исправно и щедро.

Внизу затявкала собака старика Трома, которого я старался держать возле себя постоянно. Его опыт и некоторые связи помогали мне не раз, и потому я не спешил забыть старых друзей.

Свесившись с террасы, я увидел старика, которому было достаточно только посмотреть на пса, как тот мгновенно утих. Затем Тром перевел взгляд на слугу, возившегося у колодца и, видимо не меняя выражения на лице, дал понять молодому лентяю, что не плохо бы открыть ворота, за которыми пес и почуял гостя.

Но, к сожалению, это были совсем не гости…

Удивляюсь, как столько солдат одновременно смогли подойти к моему дому незамеченными. Гвардейцы ввалились в распахнутые ворота так рьяно, что, казалось, собрались идти на штурм неприступной крепости, вот только боевых кличей слышно не было. Ничего не понимая, я уже приготовился, как и обычно делал в таких случаях, бежать. Но вовремя остановился.

Мариф влетел во двор на разгоряченном коне и почти на ходу спрыгнул вниз, оставляя лошадь без присмотра. Солдаты окружили стены и встали у дверей. Мариф только взглянул вверх, на террасу, и, увидев меня, помчался в дом. Как и подобает вежливому хозяину, я стал спускаться к нему навстречу, но офицер в два прыжка влетел до половины лестницы и так звонко влепил мне по уху, что я чуть не оглох от такого удара. Схватив меня за ворот, рыча как зверь, гвардеец швырнул меня вниз, не очень-то заботясь тем, сколько мебели он переломает моей тощей фигурой.

— Я сгною тебя в самой зловонной яме! Я заставлю тебя питаться овечьим пометом! Жалкий отброс! Как ты посмел совершить подобное!

Ничего не понимая, не успевая ответить, я вот уже в третий раз поднялся над полом и только сумел сгруппироваться, расшибая в щепки резной стеллаж в углу, у камина, который мне так нравился. Выкрикивая угрозы и сквернословя, Мариф теперь просто выбивал из меня дух кавалерийским сапогом, потому что мебели, которую можно было еще мной сломать, в комнате почти не осталось.

— У тебя, наверное, курдюк вместо головы, коль ты решил для себя, что выйдешь сухим из этого грязного дела.

— Может быть, попробуем поговорить пока без рукоприкладства? — попросил я, с трудом глотнув воздуха в момент короткой паузы между побоями.

— За убийство тебя разорвут на части дюжиной лошадей! Затравят собаками. Кем бы ты ни был!

— Да, признаюсь, я сегодня придавил на себе пару постельных клопов, это можно считать убийством, видно, что у жреца с ними был договор, но вот со мной они церемониться не стали.

С красными от гнева глазами, со вздутыми на лбу венами Мариф соскреб меня с пола и бросил в угол, прижимая каблуком к холодным камням.

— Ты убил капитана и всю команду!

— Мариф, друг мой, тебе приснился жуткий кошмар. О чем ты говоришь?

— Восемнадцать изрезанных тел нашли сегодня утром на постоялом дворе. Вся команда капитана Тауса и он сам убиты!

— И ты, гвардеец, первым делом решил, что это деяние моих рук?

— А кто же еще мог это сделать?!

— Лестно слышать подобное, но не будь ты с похмелья и не встань в такую раннюю пору, то смог бы, наверное, сообразить, что в одиночку убить восемнадцать человек — не такое уж и простое занятие.

— Значит, ты скажешь мне сейчас же, кто был твоим сообщником.

— Да моих сообщников должно быть полсотни отборных солдат, никак не меньше, чтобы справиться с капитаном и его небоходами!

— Никто не выжил. Всех порезали, словно растерзали пустынные волки, — сказал офицер, замирая на мгновение, как бы еще раз ужасаясь той самой картине, что, наверное, предстала перед ним совсем недавно.

Потирая ушибленные ребра, я отполз от оцепеневшего Марифа на безопасное расстояние и спросил как можно более спокойно: