Слуги ветра

— Дело в том, капитан, что эта книга с пустыми страницами. Один лавочник купил ее у вдовы переписчика, а я — у лавочника. Так вот переписчик книгу подготовил к заполнению, да так и не смог даже начать. Почти все страницы пусты.

— Что же ты не углядел, обманул тебя пройдоха лавочник!

— Да что вы, капитан, этот лавочник хороший человек. Я и сам знал, что в книге все страницы пусты, для того и брал. Вот я подумал, что не плохо будет по примеру прежнего капитана, ныне покойного, мир и благоденствие ему в царстве духов, записывать все события, что происходят на корабле. Вести доходный и расходный учет, вкладывать пометки о землях. Я читал книга Тауса, там много полезного сказано.

Разумеется, что все записывать было отличной идеей. Я и сам был бы рад это делать, но проблема в том, что делать этого я не умею. Во всяком случае быстро и проворно, как рыночные каллиграфы и писари.

Знал когда-то харидский алфавит, но — увы — так в жизни и не воспользовался этими знаниями ни разу. Когда практики нет, то и что знал — забудешь. Начну сам писать своими уродливыми каракулями, так позору не оберешься, попади кому в руки эти записи, да и сколько времени займет это не простое занятие. Одно дело, когда слово с языка слетает, ловко да вовремя, другое, когда его надобно буквами изобразить, да и не абы как, а по правилам. Не всякому под силу. Но тихоня Вельгор подсказал мне хорошую мысль.

— Вот оно как! Ну что ж, я рад, мой друг, что ты так смело возлагаешь на себя это почетное дело! Назначаю тебя ответственным за записи, мне самому такими мелочами заниматься времени нет, так что одобряю и жалую тебе десять грифов золотом на нужды, связанные с такой непростой и ответственной задачей.

— Спасибо, мой капитан, было просто необходимо получить ваше согласие. Дело в том, что тот переписчик, которому когда-то принадлежала книга, успел вписать в нее заголовок — это шестая глава восхваления духов неба, которая называется Бухтун-Хара. Что можно перевести с древнего языка высоких как «Небо королей».

— Хорошее название для дневника! Мой друг, да какое звучное, я думаю, что надо его оставить и не вычеркивать, не рвать страницу!

— А не разгневаются ли духи за такое присвоение?

— Думаю, что они будут только довольны, мало кто теперь читает тексты восхвалений на древнем языке, кроме жрецов! Пусть хоть так будут на виду!

В разговоре с Вельгором я немного нервничал. Мало в жизни вещей, которые меня действительно заставляют беспокоиться и чувствовать себя неуютно. Грамотные люди и женщины. Увы, в присутствии и тех и других я немного робею, а порой просто избегаю их общества. Если с грамотными людьми все можно объяснить моим вопиющим невежеством, то в общении с женщинами я намеренно старался быть поверхностным и необязательным. Оборачиваясь на промахи моих бывших коллег по ремеслу, уж лучше слыть ловеласом и бабником, чем погореть по глупости с того, что женщины зачастую не умеют держать язык за зубами. Сколько было на моей памяти примеров, когда женщина, знающая о делах своего мужа или любовника, сводила несчастного под суд или в гнойную яму. Не по злобе, а по глупости, своей суетой, поспешностью да болтливостью. Потом сами же рвали на себе волосы, когда судьи использовали против несчастных слова их же благоверных. Но, увы, никому такие уроки не идут впрок.

Только мне хватало сил быть слишком ветреным и больше обращать внимания на женские прелести, чем томить красавиц рассказами о своих подвигах, выпячивая тем самым немногие достоинства. Вот и получилось, что со временем выработались во мне какая-то наигранная скромность, порой искреннее умиление и некоторое недоверие. Вот и цел потому еще. И собираюсь таковым оставаться еще долгое время.

Ночной ветер словно бы пропитался лунным светом, искрился змейками молочно-белых всполохов. Хоть небо и казалось пасмурным, Гурымей чувствован силу, пропитавшую землю в момент затмения. В академии не знали такой магии, а если и знали, то помалкивали. Мало кто даже из посвященных в древние тексты мог разобрать письмена и указания, что оставили после себя ушедшие нейфы. Но великий жрец был упорен в достижении целей. Под предлогом выявления инакомыслия и ереси среди паствы и даже знати маг велел всем риторам и книжникам тщательно изучать все тома восхвалений и искать то, что может быть прочтено двусмысленно. Семь календарей назад нужные тексты попали ему в руки. В тот время как десятки переписчиков делали копии текстов, верховный жрец прилюдно клял черную магию духов тьмы, публично сжигал главы, рвал и поругал пергаменты. Разумеется, что жег он только копии. Тогда-то и вспомнились уроки своего прежнего наставника Чурмы, который говорил, что в книгах духов все сказано. Витиеватый стиль, которым написаны тексты восхваления, — лишь ширма, за коей таятся глубокие знания. К тому времени как Гурымей нашел тексты темных духов, Чурма уже был в ссылке, заточенный в башне, изгнанный из королевской академии.