Слуги зла

Может быть, это каким-то чудом известно или понятно Пауку? Какова, однако, умора — орк понимает тебя лучше, чем ты сам! Описаться или обрыдаться!»

Кружилась голова, и хотелось спать, болезнь еще не ушла окончательно, и Дэни чувствовал мутную слабость, но так хотелось дождаться Паука, что он встряхивал головой, отгоняя сон, и причинял себе намеренную боль воспоминаниями. Теперь из запертых, замурованных глубин памяти всплывали такие на диво яркие картинки, что хотелось кричать, будто от ожога. Дэни уже готов был биться головой о стену, колотить по ней кулаками и орать: «Что я такое? Да что же я такое? Я — законченная сволочь или просто чья-то добыча?!» — когда в пещеру, сопровождаемый Шпилькой, вошел Паук, внеся с собой запахи ветра, дикого чеснока, горной травы и хищного зверя.

Дэни улыбнулся. Он смотрел на орков, как в первый раз, совершенно трезвым и ясным взглядом, и поражался изменившейся общей картине. Почему, собственно, эти живописные хищники казались ему такой уж неописуемой мерзостью? Дэни оценил каменные бугры мускулов под лоснящейся зеленоватой кожей и звериное обаяние подвижных морд с цепкими, насмешливо-разумными взглядами; он рассмотрел рысьи кисточки жесткой шерсти на ушах и собачьи носы, безусловно, предназначенные для такой же тонкой, как и у ищеек, работы, отметил тяжеловатую, будто у медведей или волкодавов, опасную грацию движений. Монстры? Почему, собственно? Только потому, что они отличаются от людей?

«Но ведь волки, пумы, яки тоже изрядно отличаются. И их никто как будто не называет монстрами, уродами и порождением Зла. Хищники? Опасны? Так опасны не только волки и пумы, но даже одичавшие псы и необъезженные кони. И что вообще не опасно в нашем несовершенном мире?

А если, к примеру, волк не добил меня, когда я был ранен? Или конь вынес с поля боя? Положим, медведь лизнул, когда я валялся в беспамятстве, и привел в чувство. Ведь я был бы благодарен зверю, честное слово. Я решил бы, что эта бессловесная тварь не лишена какого-то своеобразного понимания доброты и дикого, но благородства. Только орк не может рассчитывать на мою признательность. Я не припишу ему ни благородства, ни доброты, ни разума. Он в любом случае — гнусная дрянь, преследующая отвратительные цели.

Ну и кто же я? Эльфийская спесь! Эльфийская мразь…»

Паук ткнулся носом Дэни в ухо и втянул воздух, заставив человека отдернуться в сторону.

— Ничего, — произнес орк удовлетворенно. — Уже не пахнешь, как полудохлый. Что хотел?

— Сказать спасибо, — вырвалось у Дэни почти бессознательно.

Паук ухмыльнулся, и за его плечом хихикнула Шпилька.

— Не стоит, — сказал орк. — У меня свой интерес.

— Какой? — тут же спросил Дэни. — Вот что я хотел спросить. Ты ведь знал заранее, ты убедил меня вспомнить — так из чего ты хлопочешь? Какая тебе нужда?

Шпилька устроилась на краешке тюфяка, а Паук присел на корточки, сматывая с запястья изрядно засаленную плетеную веревочку.

— Люди говорят, — начал он, глядя не на Дэни, а на собственные пальцы с веревкой, натянутой руной «дорога», — что всякие вернувшиеся долго не живут.

— Какие это «вернувшиеся»? — пораженно спросил Дэни. — В смысле — вернувшиеся из Пущи? Это же невозможно!

— Почему? — возразил Паук, нацепляя петлю на указательный палец. — Люди рассказывали, что очень возможно. Что кое-кто возвращался.

— Это какие люди? — спросил Дэни. — Холуи Карадраса?

— У меня там не было приятелей среди людей, — сказал Паук. — Они у Карадраса все-таки здорово накрученные были, боялись аршей. А вот в армии Фирна у меня был настоящий товарищ. Его убили в том бою… ну, помнишь, я рассказывал?

Дэни кивнул:

— Да, когда ты… якобы видел Государыню.

— Угу, — сказал Паук. — Тогда. Этого парня по-человечески звали Шек, а по-нашему — Громила. Он красивый был человек, не то что ты. Высоченный такой и почти квадратный. С нормальными мускулами. Першерона из обоза мог поднять, как овцу. Из людей бывают очень стоящие…

— Паук, — перебил Дэни с досадой, — давай без лирики, а? Ты начал о том, что он рассказывал…

— Ну да, — Паук ухмыльнулся несколько смущенно. — Паршивый из меня рассказчик. Так вот. Он рассказывал, что у него в городишке жила женщина по имени Чокнутая Эльза. Когда эта Эльза была молодая, у нее был друг, но они не грелись, а хотели по-человечески пожениться, знаешь?

Дэни хмыкнул:

— Ну, имею представление.

— Этот друг был, как Громила говорил, вроде тебя. То есть, как любят эльфы, такой весь… игрушечный. И молодой. И не дотрагивался до своей подруги по-настоящему. И все хотел чего-то такого… как Громила говорил, высокого. Отличиться. И один раз ушел в лес, а в лесу пропал.

— Он ушел к Государыне, — пробормотал Дэни. — Как я. Ты что же, хочешь сказать, что многие эльфы — не эльфы, а просто люди? Люди, как я? Которые просто ушли в Пущу, а Государыня их приняла? Такое может быть?