Слуги зла

— Червяк маленький, — возразила Шпилька, не столько из сочувствия ко мне, сколько из желания позлить Задиру. — А Эльф сравнительно большой.

— Хе, а червяк раздуется и его слопает, потому что добыча легкая. — Задира показал на меня пальцем, а я дал ему пинка. — Ого, Эльф! Со страшной рыбой справиться не можешь, только и знаешь, что лупить беззащитных боевых товарищей!

— Паук, — сказал я, — а давай ловить рыбу на Задиру? Как ты думаешь, крупная клюнет?

— Вряд ли, — отозвался Паук, почесав за ухом. — Никакое крупное существо на Мелкого клюнуть не может.

— Я не Мелкий! — возмутился Задира, и я погладил его между ушами:

— Конечно, нет, дружок. Ты уже большой, только не мешай старшим…

В процессе потасовки мы с ним не свалились в озеро только потому, что Паук ухватил меня за руку, а Задиру за шиворот:

— Ну не дураки ли? Тут костер лучше не разводить, надо выйти из этого зала, а как вы пойдете, мокрые? Эта вода холоднее самого мороза…

— Зато Эльф оттаял, — заметила Шпилька. — Он с самого каменного леса ходил как в воду опущенный…

Репейник, который наблюдал не вмешиваясь, ухмыляясь, сказал:

— Хорошая у вас команда, ребята. Жаль, что мне меч держать нечем, я бы с вами пошел.

Задира толкнул его локтем, показывая, что, по крайней мере, под землей, Репейник вполне в нашей команде, а Паук хлопнул по спине. Репейник, смущенно ухмыльнувшись, принялся с избыточным вниманием поправлять ремень торбы на плече…

Когда мне показали Зал с Зеркалами, поразительное место, где взаправдашние зеркала из черной, глянцевой, блестящей породы, тоже, по мнению аршей, созданные самой природой, то там, то тут красовались среди скал, обрамленные кружевами натеков, — это только восхитило. Но когда я увидел Горящую Шкатулку…

В свете нашего фонаря королевское великолепие пещеры полыхнуло ярче тлеющих углей. Кристаллы потрясающей красоты, алые, пурпурные, вишневые, кроваво-красные, выступали из гладкого массива стен фантастическими гроздьями. Вероятно, это были рубины, но рубины такой прелести и такого чудесного цвета мне никогда прежде не встречались. Камни размером с вишню казались мелкими; посреди зала возвышался пламенеющий рубиновый обелиск высотой в человеческий рост, такой чистой воды, что сквозь него можно было разглядывать стежки на рукаве. Все стены зала забрызгали сияющие кровавые капли. С потолка свешивались сталактиты, рдеющие, как зоревое небо, и в них отражались огни наших свечей…

Мне тяжело себе представить, как повели бы себя люди или гномы, узрев эту сокровищницу, рубиновую россыпь внутри горы. Человеку так трудно смотреть на драгоценные камни без желания ими владеть, что… боюсь, пещерное чудо просуществовало бы недолго, унеся за собой в небытие изрядное количество человеческих жизней. А мои друзья стояли посреди роскоши, стоящей моря крови, почестей и золота, рассматривая игру огней в бесчисленных гранях, и ничего, кроме задумчивого удовольствия и рубиновых бликов, на их физиономиях не отражалось.

— Тут здорово, да? — гордо спросил Репейник. — Это, знаете, почти самое красивое место в Черных Провалах. Есть еще озеро с водопадом, но это гораздо дальше на север, и есть еще зал, где фиолетовые такие же, но восточнее, милях в сорока. Но и тут здорово, да?

— Очень! — сказала Шпилька и восхищенно вздохнула. — Вот так смотрела бы и смотрела. Спасибочки, — и лизнула Репейника в ухо.

— Будто огонь, — сказал Задира. — Название точное.

— Угу, — задумчиво отозвался Паук. — Я лишь в одном месте видел столько сразу и таких ярких. В Гранатовой Норе, в Холодных Пещерах. Только туда гораздо труднее попасть — коридор узкий, протискиваться приходится, да еще не каждый и протиснется…

— Ребята, — спросил я, — а вам не хотелось сделать что-нибудь, чтобы стало еще красивее?

— Так сделали, — ухмыльнулся Репейник. — Сюда наши приходят иногда. Отполировать, подчистить… от копоти оттереть. В Шкатулку с факелами не ходят, конечно, но от всего копоть… Пещеры — штука нежная.

— Людям захотелось бы забрать эти камни с собой, — сорвалось у меня.

— Угу, — хмыкнул Паук. — Чтобы цветочки из них вырезать.

Я улыбнулся:

— Вроде того.

— Ну и глупо, — сердито сказал Репейник. — Здесь они живые, а там будут мертвые. Как в том каменном лесу. Надеюсь, ты с людьми о них трепаться не будешь, Эльф? А то они все загадят…

— Дурак ты, Репейник, — обиделась за меня Шпилька. — Это же наш Эльф, а ты про него всякую дурость думаешь!

Репейник смутился. Я хлопнул его по костлявому плечу:

— Я ни за что не стал бы. Это ни людям, ни вам не полезно. Люди из-за этих камней могут переубивать друг друга, понимаешь?

Репейник посмотрел на меня снизу вверх:

— Ну так считай, что они и твои тоже.

— Люди?

— Да нет, эти камни красные… Да, ребята, к вам это тоже относится.

— Угу, — сказал Паук. — Мы уже поняли.

И я понял. Считается, что носить нечто прекрасное не в кармане, а в душе — эльфийский дар, но люди, гномы и эльфы слишком любят ощущение обладания, чтобы точно следовать такому принципу. Бескорыстие — это варварство. Бескорыстие — это глупость. Все всегда думают о том, как хорошо бы что-то заиметь…